[stracciatella]

Горячая линия помощи
ЛГБТ

The Village узнал, кто звонит на телефон доверия «Российской ЛГБТ-сети», что такое кошмар «маленького гомофобного городка» и как меняется отношение родителей ЛГБТ к своим детям

ЛГБТ-активизм — область правозащитной деятельности, которая включает в себя не только политическую, но также психологическую и юридическую поддержку попавшим в беду геям, лесбиянкам и трансгендерам. «Российская ЛГБТ-сеть» несколько лет назад организовала телефонную горячую линию, которая помогает ЛГБТ-людям, попавшим в беду. Психолог — оператор линии поддержки рассказала The Village об особенностях своей работы, постоянных абонентах, троллях, провокациях и «маленьких гомофобных городках».

О горячей линии и ночных звонках

МНЕ 25 ЛЕТ, И НА ГОРЯЧЕЙ ЛИНИИ Я РАБОТАЮ УЖЕ ЧЕТЫРЕ ГОДА. Когда «Российская ЛГБТ-сеть» в очередной раз набирала волонтёров для работы на телефоне доверия, я написала им, что учусь на психологическом факультете и хочу попробовать себя в качестве консультанта на телефоне. К тому моменту я уже участвовала в движении в защиту прав ЛГБТ-людей, выходила на уличные акции и флешмобы, у меня было много друзей из числа ЛГБТ. Однако на тот момент я себя не относила к ЛГБТ-сообществу. А сейчас встречаюсь с трансгендерной девушкой.

Саму линию организовали несколько лет назад, и сперва это был полностью волонтёрский проект. К нему привлекали людей не только с психологическим образованием. В принципе, волонтёры могли быть представителями любой профессии, но обязательно проходили специальную подготовку. Это были сперва двухмесячные, а потом четырёхдневные курсы (я проходила такие), на которых учили, как оказывать помощь по телефону. Правда, предпочтение всё-таки отдавали студентам-психологам или уже практикующим специалистам.

Постепенно стало понятно, что такой тип работы не окупается: по сути, долгие и сложные семинары проводились для тех, кто выступал только первой линией распределения звонков. Люди, которые не были психологами, чаще всего перенаправляли человека на психологическую консультацию, вместо того чтобы сразу оказывать помощь. Летом 2015 года линия сменила формат и стала профессиональной. Одновременно с этим работа начала оплачиваться, но линия перестала быть круглосуточной. Теперь она открыта с 15:00 до 21:00, что очень жалко. Ведь часто кризисная ситуация возникает в неурочное время, и человеку просто некуда обратиться.

Когда-то у меня были ночные смены, и в это время звонки тоже поступали. Например, человек вышел из гей-клуба, на него напали и избили, ему страшно, он зажимается где-то в углу — и случайно у него есть контакт горячей линии. В этом случае психолог подскажет, что нужно делать. Но сначала нужно выяснить, насколько человек в опасности, нет ли у него серьёзных телесных повреждений. В кризисной ситуации можно растеряться и даже не сообразить, что следует вызвать скорую. Бывает, у человека ножевое ранение, а он вместо того, чтобы идти к врачу, звонит на телефон доверия. Если же физически собеседник не пострадал, нужно уговорить его перестать бояться, выйти из укрытия и пойти домой.

О троллях и провокаторах

Информация о горячей линии распространяется через интернет и ЛГБТ-мероприятия, которые устраивают разные некоммерческие организации. К сожалению, поскольку она доступна не только в узких кругах, о линии узнают люди, которым, наверное, и не стоило бы. Начинают звонить тролли, им интересно позлить оператора, рассказать, как они ненавидят ЛГБТ — но это обычные гомофобы. Есть ситуации более неприятные, когда звонят явные провокаторы. Это всякие организации вроде «Оккупай педофиляй». Они заставляют обращаться на линию детей (по голосу им лет 11–12) и выпытывать у оператора пути решения выдуманных проблем: «Я влюблён в одноклассника, встречаться с ним или нет? Целоваться или нет?» А рядом сидит взрослый, который подсказывает, что этим детям говорить. Понятно, что разговор записывается, и делается это специально, чтобы потом подать судебный иск против «Российской ЛГБТ-сети» за пропаганду гомосексуализма. Это очень топорная работа, очень уж грубо они всё делают. Но всегда остаётся внутреннее напряжение, страх, что в следующий раз они могут сработать тоньше.

К нам часто обращаются подростки, которые рассказывают о том, как их не принимают семьи, о своих отношениях со сверстниками. Это очень ранимые люди. Даже на обычном телефоне доверия с подростками работать тяжело, у них все эмоции обнажённые. Разговариваешь с ними — и ощущение, будто держишь в руках электрический провод, а он искрит. Конечно, таким людям нужен максимум понимания, максимум принятия и максимум доверия. Но ты постоянно держишь в голове мысль, что это может быть очередная провокация, что ты сейчас подставишь свою организацию, проект, себя, и завтра всех разгонят. Трудно найти средний путь — чтобы и не подставиться, и действительно поддержать человека, не сказав ему что-то, что его сильно ранит.

Все российские психологи находятся сейчас в трудной ситуации. Ведь с точки зрения медицины, психологии и этики гомосексуальность не является болезнью, и мы должны доносить до людей эту информацию. Мы должны говорить им, что с ними всё нормально, что они не больны, не совершают аморального поступка или преступления. Что если они кого-то любят, в этом нет ничего страшного, не нужно себя за это ненавидеть. Но в нашей стране, если мы говорим такие вещи, мы автоматически превращаемся в преступников, которые занимаются пропагандой. Хотя это просто факты.

Звонят всякие организации вроде «Оккупай педофиляй». Они заставляют обращаться на линию детей и выпытывать пути решения выдуманных проблем

О тех, кто звонит на телефон доверия

Позвонить может абсолютно любой человек, у нас нет на этот счёт никаких ограничений. Чаще всего обращаются взрослые люди, а подростки — сравнительно редко. Взрослым людям, особенно мужчинам, тяжело бывает принять свою гомо- или бисексуальность, у них очень сильна внутренняя гомофобия. Женщины страдают от общественного давления на тему «Почему ты до сих пор не вышла замуж», в зрелом возрасте (после 35–40 лет) часто боятся остаться одинокими. А когда звонят подростки, они обычно говорят о непонимании в семье, ссорах с одноклассниками, противоречивых чувствах (когда, например, нравятся два человека одновременно). Сложности в отношениях с родителями, о которых они рассказывают, не всегда связаны с гомофобией или трансфобией как таковой. Очень часто гомофобия родителей — это часть более глобальной проблемы, нежелания слушать своего ребёнка, интересоваться его мнением, уважать его личные границы.

Одной из самых уязвимых групп являются трансгендерные люди. Если гомосексуальный человек, находящийся во враждебном окружении, всё-таки имеет шанс скрыть свою гомосексуальность, то скрывать трансгендерность практически невозможно. Любой выход на улицу, посещение общественного туалета или поход в магазин сопряжён с риском трансфобного нападения. Когда окружающие видят человека, которого они воспринимают как мужчину, но который идёт в примерочную с женской блузкой, они чаще всего реагируют агрессивно и неадекватно. В результате трансгендерные люди живут в условиях постоянного стресса.

Мне кажется, что в последнее время звонков от мужчин-геев стало больше, чем от лесбиянок или трансгендерных людей. Но это только моё впечатление — возможно, другой консультант сказал бы совсем другое.

О родственниках ЛГБТ

За всё время моей работы пожилые люди звонили всего несколько раз. В большинстве случаев это были не сами ЛГБТ, а их родители или бабушки и дедушки ЛГБТ-подростков. Мне всегда казалось, что чем человек старше, тем труднее ему перестроить своё мышление и отказаться от предрассудков. Поэтому удивительно было обнаружить, что иногда какая-нибудь бабушка — единственный человек в семье, который по-настоящему пытается понять своего внука или внучку, хочет узнать больше и как-то его или её поддержать.

Мне очень нравится, как меняется тональность обращений родственников. Когда я только начинала работать, были звонки в духе «Ой, с нашим братом/сыном что-то не так». И дальше шла история о том, что человек принадлежит к числу к ЛГБТ, и звучала просьба подсказать, как его вылечить. И когда мы пытались объяснить, что не нужно пытаться никого лечить, люди злились и бросали трубку.

Сейчас что-то начало меняться. Всё чаще звонят с просьбой рассказать о ЛГБТ-людях, чтобы лучше понять их, спрашивают, как поддержать сына или дочь. Это очень радует. Часто в семьях складывается ситуация, когда мать знает, что ребёнок — ЛГБТ, а от отца это скрывают до последнего. Потому что мужчины гораздо больше подвержены гомофобии. И я была очень рада, когда мне впервые позвонил мужчина, который рассказал про своего сына-гея и спросил, что он может сделать, чтобы поддержать его. Это было очень трогательно: мой собеседник говорил, что у него нет никакого опыта в таких вопросах и что он не понимает, чем гомосексуальные отношения отличаются от гетеросексуальных. Я ответила, что ничем не отличаются и что нужно вести себя так же, как если бы у сына была девушка, а не парень.

Чем больше будет таких проектов, как горячая линия ЛГБТ-сети, тем выше будет степень информированности в обществе — и тем больше шансов, что люди обратятся ради поддержки своих близких, а не чтобы их «вылечить». В Москве есть, например, родительская группа встреч, на которую приходят родственники ЛГБТ-людей и делятся опытом. В Петербурге такая же группа функционирует при организации «Выход». Я веду группу поддержки трансгендерных людей, и туда приходят и их родственники тоже. Когда они видят вокруг себя таких же людей, как их близкие, они перестают думать, что это что-то ненормальное.

Мои собственные родственники относятся к моей работе достаточно настороженно. Они прихожане РПЦ и имеют характерный для последователей церкви набор убеждений. В то же время по-человечески они всегда поддерживают меня во всех моих начинаниях. Наши взгляды, к сожалению, противоположны, но они довольны тем, что мне нравится то, чем я занимаюсь. Моя мать — врач, и когда я объяснила ей суть моей работы, она начала относиться к ней с большим уважением: она пошла в медицину, чтобы помогать людям, и я пошла на телефон доверия, чтобы делать то же. Наша работа, при всём несходстве наших убеждений, — это что-то, что нас объединяет, доказывает, что у нас похожие стремления и ценности. Я думаю, мне повезло с моей семьёй.

Часто в семьях складывается ситуация, когда мать знает, что ребёнок — ЛГБТ, а от отца это скрывают до последнего

О проблемах

Набор проблем, с которыми звонят на линию, меняется в зависимости от повестки. Каждый гомофобный закон или законопроект вызывает волну обращений. Например, были звонки от тех, кто боялся потерять детей: ведь предлагали лишать ЛГБТ-родителей родительских прав. Запросы звучали совершенно разные: от «Подскажите, как уехать за границу, я не могу оставаться в стране, где у меня могут отобрать детей» до «Мы должны сопротивляться, мы должны что-то делать». Я понимаю чувства и тех и других.

Вообще, на тематике звонков отражаются любые события во внешнем мире. Была ещё одна волна, когда активизировались охотники на ЛГБТ. Это такие люди, которые сидят на сайтах знакомств, договариваются о встрече с гомосексуальными или трансгендерными людьми, приходят к ним домой, грабят или убивают. Чудовищная ситуация, ведь ЛГБТ-человек, которого ограбили или избили, скорее всего, не пойдёт в полицию. Он боится, что полицейские будут не защищать его интересы, а глумиться или оскорблять. К сожалению, в абсолютном большинстве случаев так и происходит. Поэтому звонят нам, и мы связываем с нашей юридической службой. Тогда пострадавшие приходят в полицию с юристом. В этом случае полицейскому гораздо сложнее сказать что-то вроде «Ха-ха, ты сам с кем-то сговорился встретиться на квартире и ещё удивляешься, что такое произошло с тобой».

О постоянных абонентах

Бывают и постоянные абоненты, но они есть у любого телефона доверия. В большинстве случаев это глубоко несчастные люди, которые больше нигде не могут найти поддержку. У них, как правило, целый ворох разнообразных проблем. Однажды позвонив на телефон доверия, они зарабатывают зависимость.

Такие люди начинают звонить по каждому поводу. Причём чаще всего постоянный абонент звонит на множество линий сразу. На самом деле мы даже не можем знать, являются ли наши постоянные абоненты ЛГБТ-людьми. Это может быть человек, который звонит на линию ЛГБТ и говорит, что он ЛГБТ, а потом звонит на линию ВИЧ-инфицированных и говорит, что он ВИЧ-инфицирован. Ему просто нужно с кем-нибудь поговорить, и не так важно, о чём.

О маленьких гомофобных городках

Любому психологу, независимо от того, работает он для ЛГБТ или нет, важно держать баланс между вовлечённостью в проблемы клиента и сохранением собственных границ. Но и тут у нас есть особенность. На горячей линии многие операторы не просто профессиональные психологи, но ещё и сами принадлежат к ЛГБТ-сообществу, и они могут услышать историю, которая в них очень живо откликается. Тогда специалисты начинают переживать те же самые чувства, что и позвонивший, — возмущение, негодование. Когда мне кто-то звонит и рассказывает, как его травят на работе, у меня это вызывает очень сильный гнев. Но не потому, что у меня была такая ситуация, а наоборот: там, где я работаю, нормальные, добрые и негомофобные люди. Мне кажется, что моё возмущение часто связано с беспомощностью. Нет абсолютно никакой возможности быстро, не годами с помощью информирования и просвещения, а прямо сейчас сделать так, чтобы человек перестал страдать.

Кошмар нашей линии — это то, что называется маленьким гомофобным городком. Звонят люди, которые живут в глубинке в непрекращающемся ужасе и по разным причинам не могут уехать. У них проблемы с работодателями, проблемы с соседями, проблемы с продавцами в магазинах. Трудно себе представить, но фактически это жизнь в условиях постоянного стресса. Когда человек идёт в магазин, его оскорбляют, идёт домой — по дороге его оскорбляют, идёт на работу — оскорбляют и там. И хорошо, если только оскорбляют, а не пытаются избить или убить. Такого человека можно выслушать, эмоционально поддержать, но его ситуацию исправит только переезд. Не может быть такого, что завтра он проснётся, а все люди перестали быть гомофобами. При этом говорить о переезде сложно. Это нам, тем, кто живёт в крупных городах, повезло. А у человека просто может не быть профессиональных навыков, чтобы уехать в другой город и там устроиться. Часто у него есть родственники, которых нельзя бросить. И всё. Это ловушка.

Кошмар нашей линии — это то, что называется маленьким гомофобным городком. Звонят люди, которые живут в глубинке в непрекращающемся ужасе

О профессиональном выгорании

Иногда психологи говорят, что с них хватит и они больше не могут работать на линии. У нас есть супервизии, где мы обсуждаем рабочие моменты, и кураторы, которым можно позвонить почти в любое время дня и ночи. Когда я только начинала работать, я была студенткой первого курса психологического факультета. Ко многому из того, с чем я тогда столкнулась, была не готова. Помню, мне позвонил юноша, которого избивали и насиловали в армии, и меня это настолько выбило из жизненного ритма, что я прямо ночью позвонила своему куратору и спросила, чем мы можем помочь. Она сказала, что если он не готов обращаться за юридической помощью и раскрывать свои реальные данные, чтобы судиться, то ничем и не поможем. Это действительно так. Поэтому люди и выгорают. Речь не про профессиональную подготовленность, не про силу духа. Речь про то, что у человека есть предел ресурсов, и когда он превышен, ты больше не можешь помогать другим. Тебе самому нужна помощь.

У нас есть программа, по которой наши психологи и волонтёры ездят за границу на обучение, но сама я никогда не ездила. По разным причинам. ЛГБТ-активизм — это не только психологическая деятельность, но и политическая. Это уличный активизм. Я выходила на гей-парады и пикеты, организовывала с товарищами акции прямого действия: от локальных до довольно громких, когда мы, например, вынесли баннер «Гомофобия — религия быдла» на Красную площадь. За такие акции приходят большие штрафы. Когда они накапливаются, человек становится невыездным. Но это всё частные инициативы, которые не связаны с деятельностью «Российской ЛГБТ-сети».

Телефон горячей линии: 8–800–555–73–74