[stracciatella]

Изнасилование. Женщины: адаптация к роли жертвы

Авторка: Accion Positiva
womenation.org/rape-and-adaptation-to-a-victim-...

Есть мнение, что женщины принимают роль «вечной жертвы», чувствуют в ней себя вполне удобно и даже пытаются рентабилизировать эту роль. Есть мнение, идущее несколько дальше: женщинам нравится роль жертвы, и они сами воспитывают агрессоров. На мой взгляд, эти мнения представляют собой «тенденциозное оформление» того факта, что женщины в системе сексуального насилия (как части гендерного насилия) действительно адаптируются к роли жертвы, рационализируют ее, отказываясь даже от идеи сопротивления, и воспроизводят ее (в научении ей дочерей, воспитание которых становится, как правило, передачей собственного травматического опыта, что страшно уже само по себе).

Формирование женской субъективности осуществляется в терминах страха за собственную жизнь и безопасность, то есть под влиянием постоянной негласной угрозы сексуального насилия, так как физическое и вербальное насилие в отношении девочек и женщин всегда сексуализировано.

Откуда в нас столько страха, и почему мы даже не осознаём его и тем более — не пытаемся его преодолеть?
Аксиома женского физиологического несовершенства и необходимости «вмешательства» для контроля и совершенствования женского тела.

В общественном сознании женское тело понимается как комплекс проблем, которые необходимо постоянно решать, а также постоянно следить за тем, чтобы эти проблемы не возникали вновь. От природы женское тело плохо приспособлено или совсем не приспособлено к социальным ожиданиям в его отношении, поэтому формирование и дисциплинирование женского тела comme il faut должно стать делом жизни каждой из нас. Именно поэтому в становлении субъективности девочек главную роль играют дисциплинарные практики, направленные на формирование тела, внешний вид и движения которого можно бы было социально определить как «женское», «женского пола», то есть маркировать, специально выделить и, при необходимости, стигматизировать, при этом «телесность» и «сексуальность» — синоним и рамки «женского», соответственно — общественный маркер и стигма.

Человеческое тело никогда не существует «просто так», оно существует как таковое и имеет смысл только в социуме, и прежде всего оно выступает как средство невербальной коммуникации. Тело сообщает, выражает определенную идею. Идея, выражаемая с помощью «женского» тела — это идея нахождения-в-распоряжении и функциональной пригодности. Дисциплинарные практики, применяемые к девочкам/женщинам (т.к. дисциплинирование продолжается в течение всей жизни), разделяются на три категории:

1. Направленные на достижение желаемых размера и конфигурации тела («фигуры», буквально)

— Нормирование общественно приемлемых роста, веса, длины волос, размера ноги и т.д., с особой фиксацией на ограничении приема пищи, процессе, который сам по себе является культурным идеалом («женщина, которая мало ест»). Запрет на еду для женщин настолько фундаментален, что пронизывает собой практически всё символическое поле не только западной, но и других культур (просто находит там не такое прямое выражение, например, распространенный повсеместно обряд питания для женщин — доесть за другими, съесть, то, что осталось).

Здесь важны три момента:

запрет на еду как символический запрет на сексуальное удовлетворение (символика пищи и процесса ее приема неотделима от сексуальной символики),
запрет на еду как запрет на взросление и физиологическое развитие: идеальное тело, к которому женщины должны стремиться — это тело подростка (вспоминается из первых рассказов Наташи Кампуш после побега: маньяк, похитивший ее, не давал ей есть иногда в течение нескольких дней подряд, тщательно следил за ее весом, так как не хотел, чтобы она выросла и потеряла «сексуальную привлекательность»; претензия маньяка была в том, чтобы Наташа сохраняла в 18 лет тело рослой 10-летней девочки),
запрет на еду как способ дозировать удовлетворение потребностей в обмен на хорошее поведение (пища превращается в награду, удовольствие, которое позволяется после того, как ты выполнила серию условий и заработала право на еду: например, выполнила план по разрешенным калориям или похудела сверх нормы).
В любом случае, для женщины считается неприличным принимать пищу на виду у других, питаться нужно так, чтобы этого не было заметно.

— Насильственные методы «достижения идеала», особенно пластическая хирургия «по эстетическим показаниям». Это одна из наиболее агрессивных практик, так как приучает нас к мысли о женском теле, как о паззле, механическом конструкте, в котором «неподходящие» части, детали могут и должны быть заменены, усовершенствованы. При этом за пропорциональность и канон выдаются практически не встречающиеся в природе пропорции, особенно монументальные бюсты, которые непостижимым образом должны были (если бы наше тело было нормальным) развиться из низкокалорийного питания, но не развиваются исключительно из-за нашей тупости, несовершенства, ненормальности, лености и недостатка женственности.

— Особые приспособления в одежде и обуви, помогающие «моделировать» тело. И не только и не столько тело:

«Для того, чтобы девочка росла послушной и женственной в своих чувствах и в своем поведении, необходимо шнуровать ее как можно туже».

Сторонник корсета, высказавший это в XIX в., был прав в своем предположении о чудодейственном воздействии смирительной рубашки-корсета (и других утягивающе-сдавливающих приспособлений) на психику. Дело в том, что все они затрудняют дыхание, приучают к коротким и неглубоким вдохам и выдохам. Частое и короткое дыхание приводит к развитию психического состояния тревожности и страха, перемежаемого приступами паники. И викторианские представления сегодня так же злободневны, как и 200 лет назад, — напомню, что еще в 1947 г. Диор назвал «омерзительными» женские талии толще, чем в 40 см, и что сегодня вовсю продается «корректирующее белье», позволяющее уменьшить талию аж на 7,5 см (куда при этом смещаются внутренние органы, похоже, никого не интересует).


2. Направленные на заучивание желаемых жестов, поз и способов передвижения

— Ограничение физической активности. Существует негласный «табель о рангах» в отношении спортивных дисциплин, игр, которые считаются неприемлемыми/недопустимыми для девочек/женщин. Развитие мышечной массы, навыки физической выносливости, развитие физической силы порицается и запрещается. Статическое времяпровождение превалирует, в результате — кроме прочего — мы имеем потом недостаток или неспособность к пространственному ориентированию.

— Ограничение занимаемого пространства. Эффект капсулы. Айрис Янг (Iris Young, 1980 «Throwing like a girl: A phenomenology of femenine body component, movillity and spatiallity») обращает внимание на то, что со временем вокруг девочки/женщины образуется как бы невидимое пространство, границы которого она старается не переходить. Это ограничение заметно в том, что женщины стараются не выпрямляться в полный рост, не разводить плечи, не потягиваться, и, напротив, демонстрируют явную тенденцию к «оборонительной осанке», опуская плечи и/или сутулясь, втягивая живот, задерживая дыхание, прижимая локти к бокам и слегка сгибаясь вперед/наклоняя вперед голову. Садясь, женщины скрещивают ноги и руки, стараясь занимать меньше места, так как «занимание меньше места», понимаемое как умильная миниатюрность, является культурным идеалом.

— Особый способ передвижения — семенящая походка, которая достигается за счет укорачивания шага относительно размера тела. Это одна из самых жестких и агрессивных практик, так как связана с более-менее завуалированным упорным калечением ступней и позвоночника — если на востоке бинтовали ступни, то на западе заставляют ходить на каблуках.

— Особое выражение лица — приучение улыбаться. Улыбка, тенденция отводить взгляд и плавные короткие жесты считаются «женственными», однако их истинное культурное значение — выражение уважения и услужливости.


3. Направленные на научение демонстрации тела как декоративной поверхности.

Женское тело рассматривается как декоративная поверхность, которую раскрашивают с помощью косметики, украшают килограммами поделок из бижутерии и выставляют напоказ с помощью такого моделирования одежды и обуви, которое максимально затрудняет движения (не говоря уже о физических нагрузках) и структурирует движения женщины как серию микропоз.

Особого внимания заслуживают «синдром лежащей женщины» и «синдром раздетой женщины» — универсальная в западной культуре (живописи, фотографии) тенденция изображать женщину в горизонтальной позе, лежа или полулежа, несколько неглиже или обнажённой. Причем именно такие изображения считаются «традиционно женственными» настолько, что даже не привлекают внимание, они обычны и уже представляют собой устойчивый ряд ассоциаций: «женщина-decubito supino-без одежды/мало одежды». Потребление этого образа происходит одинаково в западных и восточных культурах, разница лишь в том, что производится массово он на западе. Горизонтальная поза и отсутствие одежды являются символическим представлением беззащитности. Подобных мужских изображений вы нигде не найдете. Также вы нигде не увидите мужчину в шелковых или крепдешиновых брючках с рюкзачком в виде плюшевого мишки. И это еще один момент: женская одежда должна не только дисциплинировать и моделировать тело, но и выделять его как сексуальный объект, беззащитный\слабый\детский\кукольный и доступный визуально и физически.

Эти практики в совокупности делают из человека сексуальный объект (примените их к воспитанию мальчиков, и результат будет тот же). Они являются именно дисциплинарными, осуществлятся насильственными методами запрета и принуждения и не имеют под собой никакого «естественного стремления женщин хорошо выглядеть». Это стремление — социальное принуждение, навязывание (красота требует жертв). Перед девочкой, а затем женщиной ставят задачу превратиться в сексуальный объект, способный вызвать эротический отклик у окружающих, и оставаться таковым как можно дольше — именно это рассматривается как социальный статус женщины.

Дисциплинарные практики в отношении девочек и формируют львиную их субъективности, если не всё их субъективное пространство, так как на самом деле происходит не развитие субъективности, а интроекция стереотипа. Основные положения этого стереотипа таковы:

Женское тело несовершенно, оно нуждается в постоянных усовершенствованиях и украшении. Социально приемлемо только идеальное тело.
Привлекательность и сексуальная привлекательность — это одно и то же; если кто-то хорошо относится к тебе, он должен тебя «хотеть» и наоборот: «хотение» предполагает благорасположенность.
Женское тело враждебно (своей неидеальностью) по отношению к самой женщине (=отчуждение), к нему необходимо применять постоянную дисциплину, чтобы застраховать себя от потери привлекательности, прежде всего, это диета, «здоровый образ жизни» и мода. Женщина должна «следить» за собой (но «заботиться» о других).
Стареть неестественно и аморально; общество имеет право осуждать за морщины; целлюлит — это удел неудачниц.
Стилизовать тело — единственный доступный для женщины способ выразить себя. «Выражение себя» должно строго соответствовать предписываемым для этих целей способам.
У женщин не может быть собственного критерия привлекательности\непривлекательности, красоты-некрасивости. Единственный верный критерий — оценка со стороны других (понравилась-не понравилась).
Награда за красивое тело — мужская любовь и протекция.
Задача, которую ставит общество перед женщинами, — это «послушное тело», которое можно контролировать, использовать, переделывать и усовершенствовать. Психологически женщины приучаются к тому, что их тело (и, как следствие, они сами, потому что их личность совпадает с их телом) должно быть легитимированным через «желание» или «нужды» другого (в большинстве случаев это одно и то же), и что любая манипуляция с их телами со стороны других не только «нормальна», «естественна», но и желательна . Эта установка коррелирует с установкой «быть-для-других» и находится в прямом противоречии с инстинктом самосохранения. Это приучение осуществляется прежде всего с помощью диффузного контроля, который находится везде и нигде одновременно, и осуществляется всеми и никем. Главный механизм диффузного контроля — уничтожение интимного, персонального пространства: девочка/женщина всегда должна быть на виду, чтобы можно было контролировать и оценивать ее телесные (приравненные к личностным) характеристики.

Во всем этом бреду имеется момент: женское идеальное тело не должно быть телесным и материальным. У этого тела не может быть потребностей, болезней, отправлений, у него не должно быть даже органов — это бестелесное тело, гладкая поверхность, в буквальном смысле слова «Идеал», и достигается он в основном за счет подавления (ключевое понятие «феминности» и ее «мистики») физиологических проявлений (опять возвращаемся к дисциплинарным практикам). Перефразируя поговорку про мертвого индейца, лучшая женщина — это та, которой нет.

Далее, идеальное женское тело несовместимо ни с интеллектом, ни с духовностью. Интеллект и духовность маркируются в девочках/женщинах как отклонение, ненормальность, ложные представления, маскировка и/или сублимация сексуальной неудовлетворенности, то, чего следует избегать и, в любом случае, то, что необходимо скрывать (=подавлять) (кто не знает о том, что умная женщина — это та, которая умело скрывает свой ум и приписывает его мужчине?) И так замыкается дисциплинарный круг: в женщине ничто не может быть обычным, спонтанным, волевым, естественным, но всё должно таким казаться. Причем «всё» понимается со знаком плюс, это должно быть проецирование вовне довольства, удовлетворения, счастья, пропорциональности, эффективности, функциональности, готовности, послушания, позитива, покладистости. Что бы ни произошло, женское не может разочаровывать, доставлять неудобства. Не быть, а казаться тем, что может быть удобным, подходящим для других в каждый конкретный момент.

Отрицание негативных эмоций/мыслей и замещение их на «позитив» имеет под собой физиологическую основу. В ходе приучения «не замечать плохого» в коре головного мозга (конкретно, в одном из участков левого полушария) формируются устойчивые синаптические связи, которые активируются каждый раз, когда человек воспринимает нечто негативное, тревожащее. Активация этих синаптических связей блокирует процесс осознания события как негативного и наоборот, представляет тревожащее и угрожающее событие как нейтральное или позитивное. Люди, приученные к проецированию вовне беспроблемного, позитивного образа самих себя и личных обстоятельств, не лицемерят, они действительно не воспринимают негативные реалии как таковые. Прежде чем они успеют о чем-то подумать, это «что-то» — уже позитивное и нестрашное, они не замечают угрожающих их безопасности обстоятельств или минимизируют их. Такой способ мышления требует огромных энергетических затрат, поэтому люди позитивных проекций страдают бессилием реально предпринять что-либо, например, оказать эффективное сопротивление или оказать помощь нуждающемуся в ней.

Вся эта информация вложена глубоко в подкорку (процесс вкладывания начинается с прививания поистине обсессивных гигиенических привычек, гендерно резко маркированных), навыки автоматизированы и «натурализованы». Мы не подозреваем, что очень многие наши инстинктивные реакции ничего общего с инстинктами не имеют.

Мы не подозреваем, что наше тревожное, обсессивное, алчущее заглядывание в каждую отражающую поверхность и нервное одергивание, поправление, приведение в порядок, попытки вывернуться и заглянуть со спины, — это не «кокетство», а настоящий страх, что сегодня по какой-то причине мы не пройдем тест на сексуальность-женственность (а тест этот ежедневный, семь дней в неделю, 365 дней в году) и всё (всё!) — нас забракуют и сдадут на слом.

Применительно к ситуации сексуального насилия эти дисциплинарные практики дают как результат то, что:

у нас нет навыков физического сопротивления и самозащиты (мы не можем даже быстро бегать);
мы приучены воспринимать сексуальное возбуждение мужчин как положительный сигнал, как положительную оценку нас;
мы приучены подавлять восприятие опасности и поступать вопреки собственному здравому смыслу («я не знаю, почему я туда с ним пошла, хотя чувствовала, что этого не надо делать»);
мы приучены чувствовать себя бессильными и ничтожными перед лицом физической силы;
мы приучены диссоциировать: в ситуации опасности мы не убегаем и не сражаемся, мы ведем себя, как кролик перед удавом — мы просто «отключаемся» ( потупляем глаза, глупо улыбаемся).
Как выживает человек в ситуации страха и отсутствия контроля над событиями собственной жизни?
Рационализация. Профиль социального заложника. Loving to survive.

Постоянный страх — это самый мощный генератор стресса и надежды.

Пытаясь выжить, человек интерпретирует в терминах надежды на лучшее любой положительный знак со стороны источника страха (а если таких знаков нет, то придумывает их). Страх заставляет нас культивировать положительные эмоции в отношении того, кто нам его внушает: если мы будем делать так, как того хотят другие, и любить их, то они нас тоже полюбят и не будут к нам враждебны.

Первое, что предпринимают женщины, — это отрицание негативных эмоций. Мы подменяем неудовольствие собой и комплекс неполноценности энтузиазмом, с которым мы боремся с лишними килограммами, морщинами, целлюлитом. Так мы минимизируем возможность осознания того, что часто близки к состоянию паники, чувству, которое уничтожило бы нас психологически. Мы просто не думаем, мы не задумываемся. Также мы отрицаем чувство гнева, раздражения, которое вызывают у нас постоянные требования со стороны окружающих, потому что если мы попытаемся дать прямой ответ на ежедневную агрессию, которой подвергаемся, нас осмеют и изолируют, объявят конфликтными.

Мы пытаемся избежать конфликта подавлением собственных реакций, мы дискредитируем собственные восприятия («не понимаю, отчего я так взбесилась?»), это входит в привычку, и после многих лет тренировок мы становимся пассивными и нерешительными. Пассивность и нерешительность, в свою очередь, являются психологическим фундаментом для эмоционального отделения от происходящего, известного как редукция апперцепции, когда женщина способна сосредоточиться только на самом конкретном, непосредственном и буквально неспособна воспринимать ни сенсорно, ни интеллектуально никакие другие аспекты внешних событий. Но эмоциональное отчуждение невозможно практиковать бесконечно, подавляемые негативные эмоции в отношении себя и окружающих проявляются в амбивалентности: мы быстро переходим от довольства собой к ненависти к себе и наоборот.

Все это — попытки уверить самих себя в том, что мы контролируем неконтролируемые для нас и/или случайные события. Чем ничтожнее и слабее чувствует себя человек, тем более необходимым становится чувство осуществляемого контроля или личной причастности к принятию каких-то глобальных решений, знанию скрытой природы вещей или внутреннего оккультного смысла событий.

Это — адаптивная реакция на стресс и средство повышения сопротивляемости организма. Чем меньше реального контроля за событиями чувствует женщина, тем более вероятна возможность, что она станет приписывать себе ответственность (и часто — ответственность на другом, высшем, астральном, магическом и пр. планах) за происходящие события.

В применении к сексуальному насилию, во многих случаях мы сталкиваемся с ситуациями, когда жертва, в результате рационализации:

не признает себя жертвой, говорит о слишком жестком сексе или неприятном сексе;
заявляет, что в ней есть» что-то» (потустороннее, привлекательное, мистическое, сексуальное, силовое), что вызывает у мужчин неконтролируемые реакции;
просто пытается не думать, не вспоминать;
старается скрыть происшедшее от окружающих, опасаясь их негативной реакции, и представить эпизод сексуальной агрессии как нечто анекдотическое, придумать хэппи-энд (в котором бы ей удалось контролировать и пересилить агрессора), или попытаться уверить себя и других в том, что пережитый опыт был позитивным.
Loving to Survive: Sexual Terror, Men’s Violence and Women’s Lives Dee L. R. Graham New York University Press, 1994.
Эта книга считается наиболее реалистичным и важным исследованием «женской психологии». Главным тезисом книги является тезис о том, что стереотипное поведение женщин соответствует поведению заложника.

ФБР : «если вы взяты в заложники, старайтесь вести себя, как женщина» (далее цитируется по книге К. Барэа «Учебник для женщин, подвергающихся насилию», русскоязычное издание, 2013).

«Оказывайте психологическую поддержку террористу. Старайтесь казаться спокойным и своим послушанием старайтесь внушить террористу уверенность в положительном исходе. Старайтесь не выделяться, не формулируйте просьб и/или требований, не создавайте неудобств. Старайтесь предугадать желания и мысли террориста и вести себя соответственно. Старайтесь не поддаваться на дурное настроение террориста, будьте предупредительным. Убедите террориста в том, что вы на его стороне. Будьте предельно осторожным при попытке к бегству, взвесьте все варианты: неудача повлечет репрессивные меры в отношении Вас, успех повлечет репрессивные меры в отношении других заложников».

Шансы выжить повышаются у тех заложников, кто следует тройному правилу: симуляция — пробуждение сострадания у похитителя — вхождение в доверие (три кита «женственности»):

— Симуляция.

Женщины симулируют сексуальное удовлетворение, которого не испытывают; симулируют восхищение и благодарность за каждое, самое бездарное и глупое действие «своего мужчины» (или не своего, вообще любого); хвалят и одобряют, скрывают свои истинные чувства; используют манипулятивные приемы, стараясь добиться желаемого без того, чтобы прямо сформулировать запрос/требование; пытаются обеспечить собственную безопасность поддержкой и инфляцией мужского эго.

— Попытки пробудить сострадание.

Женщины страдают разнообразными загадочными «расстройствами» и «недомоганиями», нервными срывами, обмороками, головокружениями и прочими соматизациями, в помощью которых осуществляют попытку сказать: «Ты же будешь меня любить и не бросишь? Видишь, какая я слабая, впечатлительная? Ты не причинишь мне вреда, не так ли? Ты будешь обо мне заботиться?»

— Инфантильность (вхождение в доверие).

Инфантильным поведением мы даем понять окружающим, что мы не конкуренты, мы зависимы и не представляем собой потенциальную опасность. Женщины стараются не проявлять инициативу, не выражать уверенность в своих действиях. Они не утверждают, а сюсюкают «детскими голосами» с вопросительными интонациями. Им постоянно «нужны» помощь и внимание. Женщины улыбаются и смеются «невпопад», «хихикают», опускают глаза (смотреть другому человеку в глаза везде и всегда воспринимается как вызов и самоутверждение). Женщины просят советы, в которых не нуждаются, ждут одобрения и похвалы.

Ждут. Молча.

Женщины всегда молчат-молчат-молчат-молчат. Вымещают злость и отчаяние на более слабых. Не проявляют ни сочувствия, ни солидарности к себе подобным. Всё это делают женщины, мы действительно так поступаем.