на самом деле мне безумно хочется эту работу
но я совершенно не умею читать с листа
я какой-то даун с этом плане, серьёзно

---

---

Причина номер Миллиард почему я не люблю Клейн.

комментарий к последнему эпизоду I do

Вот этот вот разговор из последней серии о том, что "хаха, ты можешь притворяться, что это ничего не значит, но мы оба знаем, что мы в итоге будем вместе".







Блять, ну вот и что?







А как насчет того, чтобы говорить о настоящих проблемах? О причине, по которой Курт, хоть он и любит Блейна, все равно не возвращается к нему несмотря на свои чувства? Вот почему ЭТО не проговорить?







Этот разговор - это на самом деле не "смотреть в будущее", как небось думают фанаты, а полное неуважение к страхам твоего бывшего партнера.







Бррр, просто противно. Этот тон, когда "уж Я-ТО ЗНАЮ, чего ты хочешь..." я прямо вот ненавижу.







Потому что это значит обычно, что человеку хоть кол на голове теши, он к тебе не прислушается. И может быть он прав в этот раз, но будет не прав в другой, но все равно будет уверен, что прав.







Тфу, у меня на английском уже лучше получается формулировать.























А также гифки из последнего эпизода, потому что они либо секси, либо hilarious.

---

Что чаще всего счастливым мешает быть счастливым.

Что мешает быть счастливым-1: вместо предисловия
Периодически мне предлагают написать статью на какую-нибудь запредельно огромную тему, вроде «А что такое любовь?» или «В чем смысл жизни, Вселенной и всего такого?». Или вот, например, «Как стать счастливым?».

Я придерживаюсь мнения, прямо противоположного мнению графа Толстого и считаю, что только способы быть несчастным (одному, всей семьей или еще какой-нибудь группой) достаточно универсальны. А вот общего способа быть счастливым или единого для всех пути к счастью не существует. Да, у каких-то людей они могут совпадать, но не более того.

Для одного счастье – это популярность, для другого – уехать в Непал, и чтобы все отстали. И тут нет правильного и неправильного, есть только подходящее или неподходящее каждому конкретному человеку.
Да и под состоянием счастья каждый подразумевает нечто своё: эйфорию, драйв, просветление или гармонию покоя.
В этом тексте я не претендую на то чтобы рассказать, как стать счастливым. Но попробую рассказать о том, что чаще всего счастливым быть мешает.


Разумеется, «не болезнь», отсутствие болезни – это еще не здоровье. Поэтому следующий шаг это поиск собственного способа быть счастливым. Но я пока остановлюсь на предыдущем шаге:
Способы быть несчастным у людей достаточно стереотипные, общие. Как и ощущение «я несчастлив», обычно сопровождающееся подавленностью, плохим настроением (подолгу или часто), расстройствами сна и ощущением неудовлетворенности жизнью.
Разумеется, существует немало случаев, когда у человека есть конкретная внешняя причина, из-за которой ему плохо (потеря близких, депрессия, физическая болезнь, тяжелый творческий кризис и т.д.): в этих ситуациях, конечно, следует разбираться именно с этой конкретикой. Но бывает так, что такой причины нет, а человек всё равно чувствует себя несчастным.
Более того, та группа причин, которые обычно мешают чувствовать себя счастливым и о которых будет рассказано ниже, зачастую действует параллельно с какой-либо конкретной причиной плохого самочувствия, выступая ее группой поддержки, и усиливает скверные ощущения от нее. Совокупность перечисленного ниже может не давать или мешать избавиться от той самой конкретной причины, по которой человек несчастен.
Я попробую рассказать о самых распространенных причинах, по которым люди чувствуют себя плохо «без всякого основания» (как они сами порой считают). На самом деле, основание есть: всё описанное ниже это веская причина ощущать себя несчастным.
Примечание-1: если вы постоянно чувствуете себя подавленно или тревожно, страдаете от вечной усталости, не забудьте, помимо работы с душевным состоянием, проверить уровень сахара в крови, гормоны щитовидной железы, функции почек и выяснить (с помощью специалиста), нет ли у вас клинической депрессии. Порой ответ на вопрос «почему же мне так плохо?» проще, чем нам кажется.
Примечание-2: В этой статье я позволила себе использовать куски из собственных старых текстов, правда, обычно с заметными дополнениями.
Вместо предисловия

Чтобы изучить, понять самого себя, нужно отбросить всякие авторитеты. Ни от кого ничему нельзя научиться, включая и рассказчика перед вами.
Джидду Кришнамурти
Разумеется, найдется немало людей, которых эта статья приведет в раздражение. Многие скажут «Это слишком просто и банально!».

Друзья, но ведь причины нашей дисфории не обязаны быть изощренными и оригинальными. И, мне кажется, тем более обидно, когда такие «простые» вещи так сильно мешают жить.

Более того, пути выхода из простых и банальных (но тяжелых и неприятных) состояний тоже не обязательно должны быть необыкновенными. Куда чаще они требуют «простого решения»: ресурса, упорства, изменения представлений и кропотливого движения к намеченной цели. Но для начала понимания, что происходит.

Кто-то другой скажет: «Мне это не подходит!».

Вполне возможно. Значит, есть что-то, что вам подходит. Не тратьте время и силы на внутренний спор с этим текстом, лучше потратьте их на поиск того, что поможет именно вам, что для вас хорошо. Безусловно, именно вы, а не я и ни кто бы то ни было другой, главный эксперт в том, что касается вас и вашей жизни.

Позволю себе сказать об этом словами Луизы Хей: «Может быть, какая-то из моих мыслей вам придется не по душе – отпустите ее . Если вы почерпнете в моем сочинении хоть одну хорошую идею, которая будет на вас работать и поможет сделать жизнь лучше, я буду считать свой труд завершенным».

Чтобы этот текст вызывал меньше отторжения, я поставлю тэгом к нему «На правах размышлений».

Что чаще всего счастливым мешает быть счастливым-2: Привычка быть несчастным и жить плохо
«Люди не заложники судьбы. Они заложники своих мыслей»
- сказал Ф. Д. Рузвельт.
Привычка быть несчастным и жить плохо
Рассказывают, будто некий старик семидесяти одного года покинул мост и уехал в деревню на покой, но там он целые ночи ворочался в постели и был не в состоянии уснуть — так угнетала, давила и страшила его невыносимая тишь. Измучившись вконец, он вернулся на старое место, худой и страшный, как привидение, и мирно уснул, и сладко грезил под колыбельную песню бурливой реки, под топот, грохот, гром Лондонского моста.
Марк Твен «Принц и нищий»
Посеешь поступок - пожнешь привычку, посеешь привычку - пожнешь характер, посеешь характер - пожнешь судьбу.

«Человеку очень жалко отпускать свои пороки, горести, боли, переживания. Ведь отпустив их, он окажется в страшной пустоте. Как же он будет жить без всех этих минусов, когда плюсов себе не нажил?»; «Я не умею, просто не умею радоваться тому, что происходит в данный момент»; «У меня не получается расставаться с теми, кто меня оскорбляет. Для этого тоже нужно умение и… опыт что ли».
Всё это высказывания людей, проходивших групповую психотерапию.
Как ни странно, для того, чтобы жить хорошо, тоже нужен навык. Навык жить в хороших условиях, умея получать от них удовольствие, навык радоваться вместо того, чтобы постоянно переживать и находиться в плохом настроении (настроение тоже требует тренажа, это вопрос не только условий, но и в том числе привычки).
Хорошо получается обычно то, в чём мы много практикуемся.


Мы любим то, нас тянет к тому (в том числе и к тем состояниям), в чём мы эксперты, знатоки, умельцы. (Вспомните, любимыми предметами в школе у большинства из нас были те, которые мы хорошо знали). А экспертиза, знание, как известно, приходит с практикой.
Спросите себя, много ли вы практикуетесь в том, чтобы быть счастливым? В том, чтобы чувствовать себя хорошо?
Я уже писала когда-то: каждый раз, когда мы поступаем каким-то образом, у нас в мозгу прокладывается нейронная дорожка. Чем чаще и\или дольше мы повторяем какое-либо действие, тем она проторённее.
Аристотель был прав: «Мы это то, что мы делаем».
Чтобы заменить проторенную нейронную дорожку на новую (или хотя бы перестать ходить по старой), нужно время.
Наше тело подчинено привычкам: обычно нужно время на акклиматизацию, даже если мы привыкаем к более приятному климату после сурового. В процессе акклиматизации мы можем даже болеть, так же как в процессе замены старых привычек на новые мы нередко испытываем душевный дискомфорт. Мы медленно привыкаем получать удовольствие от физических нагрузок: для того, чтобы спорт «встроился» в нашу жизнь нужно не меньше 20 часов регулярных тренировок. До этого срока для многих людей тренажеры или гимнастика это обуза, а не эндорфиновая радость.
Обычные бытовые привычки заменяются новыми далеко не сразу: мы раз за разом ищем перенесённый на другую стену выключатель на старом месте, хотя умом прекрасно знаем, где он теперь находится.
Мелкие бытовые привычки тоже может быть трудно изменить даже на лучшие: я, например, первое время почти всегда считаю новые телефоны неудобными (в том числе те, которые после минимального привыкания кажутся мне на порядок удобнее предыдущих, но пока я к ним привыкаю, мне с ними неудобно, да).
Разумеется, где-то в прошлом скрыта причина возникновения привычки жить плохо, но для того, чтобы избавиться от самой привычки знание о причине бывает не слишком важным.
Плохие жизненные обстоятельства приучают человека думать о плохом, страдать и испытывать дискомфорт. Образ мыслей, вызванных такими обстоятельствами, мешает ему жить комфортно и пребывать в хорошем настроении, даже когда условия уже изменились к лучшему. Человек этого словно бы не замечает, он живет в прежней реальности, созданной привычкой. А если привычка к плохому достаточно укоренилась, то человек переделает окружающее пространство под свой внутренний мир и снова сделает его привычно неуютным и неудовлетворяющим.
Это происходит просто как защитный механизм: чтобы не сойти с ума от несоответствия от своих представлений о реальности и собственно реальности. К сожалению, бессознательно мы предпочитаем быть правыми, а не счастливыми.
Вспомните Рэмбо, который был прекрасно обучен выживать в условиях войны и смертельной опасности, но не мог адаптироваться к мирной повседневности.
Но для того, чтобы не суметь привыкнуть к хорошим условиям, не обязательно быть ветераном войны с посттравматическим синдромом.
Привычка жить неудобно проявляется ежедневно в крупных делах и в мелочах. Например, я знала семейные пары, которые годами не использовали вторую комнату в собственной двухкомнатной квартире, потому что до этого привыкли жить в тесноте (хотя живя в тесноте, мечтали «ах, если бы было больше места!»: привычка может одержать победу даже над мечтами). Нередко люди годами ждут черного дня, сохраняя ненужные, мешающие вещи, не имеющие для них сентиментальной ценности. Их черный день в захламленной, неудобной квартире всегда с ними. Однажды мне пришлось вызывать скорую пожилой даме (маме моей подруги), которая сломала руку, упав в своей страшно заваленной вещами комнате, от болевого шока у бедной женщины случился сердечный приступ. До этого случая мама моей подруги не позволяла ничего выбрасывать – «жалко», «всё может когда-то пригодиться», «это можно будет кому-нибудь отдать». (Тут не вредны вопросы «действительно ли это может понадобиться?», «стоит ли вероятность того, что вот это когда-либо понадобиться того, чтобы хранить это всю жизнь?» и «если мы никому не отдали это в течение года, то какова вероятность, что когда-то отдадим?»).
Вы тоже встречали людей, которые не умеют отдыхать (порой об этом говорится с гордостью «не имею привычки попусту тратить время!») и при этом удивляются, что у них мало сил, постоянное переутомление, головные боли, психосоматические заболевания, раздражительность, подавленность?
Вы тоже знаете людей, которые отвечают: «Я откладываю на черный день», когда у них спрашивают, почему они, даже получая неплохие деньги, не улучшают свою жизнь? Странно откладывать на черный день, хотя живешь в таком кошмаре, что непонятно, какой день может быть еще чернее? И почему бы вместо ожидания этого наичернейшего дня, не сделать светлее день сегодняшний? Ведь завтрашнего, в сущности, может и не быть. Но нет, обязательно найдется что-то новое, на что можно копить (когда все цели исчерпаны, то копить на собственные похороны – беспроигрышный вариант). Независимо от дохода можно постоянно бояться, что разоришься и не тратить денег вовсе (живя так, будто уже разорился).
Психологический факт, подтвержденный многочисленными исследованиями специалистов, изучавших удовлетворенность качеством жизни и тревогу смерти (в т.ч. Джоном Хинтоном и Ирвином Яломом): меньше всего боятся смерти люди, которые довольны качеством своей жизни. Если человек «не живет» (по собственным ощущениям) или качество его жизни очень низкое, либо сводится к какой-то одной стороне жизни («только работаю»), то смерть вызывает у него сильный страх, а ее бессознательное ожидание является постоянным источником стресса и тревоги. Чем лучше человек живет, тем меньше он боится смерти.
Вы тоже видели хороших специалистов, которые не уходят с не устраивающей их работы? Например, с работы, где их постоянно оскорбляют. Они мотивируют свою «верность» тем, что «а кто сказал, что на новом месте будет лучше» или тем что «везде одинаково». Они, в самом деле, так думают, потому что привыкли к условиям, в которых находятся. Привыкли считать оскорбления нормой человеческого общения.
Нарушения границ тоже можно сделать привычной, а значит и приемлемой частью жизни. Собственно, это и произошло в советском обществе: нарушение границ было буквально назначено нормой и положительным явлением. Я с неизменным интересом пересматриваю начало прекрасного советского фильма «Девчата»: главная героиня фильма – Тося – приезжает на новое место жительства – в комнату, где кроме нее живет еще несколько молодых женщин. Тося немедленно достает чужие продукты (в том числе консервы и варенье), принадлежащие ее соседкам по комнате и с аппетитом ест, ни у кого не спросив разрешения (девушек в комнате нет). Когда соседки возвращаются, возмущается поступком положительной (!) главной героини одна-единственная молодая женщина – легко догадаться, героиня отрицательная. На ее вполне справедливое замечание, положительная Тося возмущенно отвечает «Никогда таких единоличниц не видела!». Так общественная (и даже юридическая) норма «брать чужое без спроса нехорошо, это воровство или, по меньшей мере, нарушение границ», подменяется представлением о том, что это совершенно нормально. Если повторить это достаточное количество раз, то можно и поверить. Впрочем, о шизофренической раздвоенности советского менталитета и о его формировании в том числе с помощью привычек, разговор особый.
Вернемся к привычке к плохому.
Психологическое восприятие себя и мира это привычки, которые копятся обычно гораздо дольше, чем бытовые – некоторые из них просто-таки наши ровесники. Представьте, что у вас есть привычка, которая копилась двадцать лет. Или тридцать. Например, привычка не быть любимым. Или вы привыкли к тому, что период покоя обязательно должен сменяться периодом стресса, и если этого не происходит, то бессознательно ищете стресса сами, потому что «замах страшнее удара».
Привычка (в том числе, привычка быть несчастным) обычно становится частью не только жизни, но и личности. Кусок личности нельзя просто выкинуть на помойку. Вместо старого способа нужно вырастить новый, иначе образовавшуюся пустоту займёт прежний или худший хозяин – как в Евангельской притче.
То есть, если вы хотите избавиться от привычки жить плохо, не боритесь с ней, а заменяйте ее, вырабатывая другую привычку к хорошему.
Не «я откажусь от», а «я буду вместо этого делать вот это».
Кроме прочего, надо искать положительное подкрепление для новой привычки: первое время формирования привычки лучше баловать себя, поступив по-новому.
Я была знакома с одной яркой женщиной, обладавшей сильным практическим умом, очень успешной и жившей весьма хорошо. Как-то раз она мне сказала: «Люди почему-то съедают что-нибудь вкусное или делают себе что-нибудь приятное, когда с ними происходит что-то плохое, что-то неприятное. Они считают, что балуют себя, но на самом деле просто создают у себя условный рефлекс: организм с нетерпением ждет, когда же случится гадость. И бессознательно создает такие ситуации». Замечу, эта женщина поступала наоборот: она всегда баловала себя или съедала пирожное, когда делала что-то удачно или просто когда ей было хорошо. Формировала условный рефлекс. Надо сказать, ее способ отлично работал.
…Дополнительная сложность заключается в том, что часто мы не осознаем привычку быть несчастным. Привычки к плохому гораздо менее заметны нам самим и окружающим, чем плохие привычки (курение, например), и гораздо чаще воспринимаются не как нечто приобретенное, а как что-то нам присущее, часть характера (да-да, то самое «посеешь привычку, пожнешь характер»).
Замечу, что старые привычки трудно ломать, а для выработки новых требуется время. Даже когда новые привычки уже выработаны, в стрессовой ситуации они могут временно уступать место старым: человек в тяжелом душевном состоянии обычно регрессирует к более ранним формам поведения. В эти моменты надо поддержать себя, не впадать в отчаянье и просто держаться выбранного курса на привычку к хорошему.


Что чаще всего счастливым мешает быть счастливым-3: некоторые семейные традиции и социальные стереотипы
Начало здесь budurada.livejournal.com/130257.html
и здесь budurada.livejournal.com/130380.html

Семейные традиции
Часто привычка быть несчастным, жить плохо или неудобно подкреплена тем, что это еще и семейная традиция («у нас в семье так принято», «мы всегда так делали»). Семейные традиции осознаются даже хуже, чем индивидуальные привычки, воспринимаясь, как естественный порядок вещей – ведь человек живет с такими представлениями о жизни с рождения. Порой он другого способа думать или поступать просто не знает.
Кроме того, у многих есть бессознательный запрет преуспеть больше, чем родители, запрет на то, чтобы быть счастливее, чем сумели люди, обучавшие нас тому, что такое жизнь и как ей следует распорядиться. Решившись жить лучше, чем родители, человек может ощущать себя так, словно предает их: показывает, что они не были идеальными образцами для подражания, демонстрирует, что любит их недостаточно, чтобы быть абсолютно лояльным и полностью повторить их путь. А нашу бессознательную лояльность по отношению к родителям (даже «нелюбимым») не стоит недооценивать!
Это одна из причин возникновения «династий», все члены которых мало зарабатывают, страдают психосоматическими заболеваниями или несчастливы в личной жизни (три поколения матерей-одиночек).


То, как поступок или вынужденный выбор человека становится законом мироустройства для его потомков, хорошо иллюстрирует широко известная история:
девочка спрашивает у мамы «Мама, а почему ты всегда печешь пироги в двух маленьких сковородках, а не в одной большой? Ведь это неудобно – две вещи потом надо мыть». Мать (никогда не задававшаяся этим вопросом) отвечает сначала, что так лучше пропекается. Но вскоре оказывается, что она никогда не пробовала печь в большой сковородке и не знает, так ли это на самом деле. Тогда мать говорит, что все так делают. Девочка не отстает, возражая, что матери ее подруг пекут по-другому. Тогда мать говорит, что просто у них в семье так принято, почему – спроси у бабушки. Девочка спрашивает бабушку, та рассказывает, что ее этому научила ее мама. Прабабушка еще жива, и девочка задает вопрос ей. Старушка отвечает: «Понимаешь, деточка, у нас на старой квартире была такая маленькая духовка, что большая сковородка в нее просто не влезала, приходилось печь в двух маленьких».
Печь в двух сковородках вместо одной – неудобный пустяк. Но во многих семьях накапливается такое количество подобных неудобных пустяков, что вся жизнь становится неудобной.
Однажды во время групповой сессии клиентка с сожалением говорила, что ее покойная мама (которую клиентка очень любила) учила ее жить совсем по-другому и, вероятно, не одобрила бы ее сегодняшнего образа жизни. Практически всё, что делала эта женщина, начав психотерапию и последовательно изменяя свою жизнь к лучшему, полностью расходилось с материнским заветами. Оба способа жить – матери и дочери – не были плохи сами по себе. Просто многое из того, что мама клиентки считала абсолютно необходимым, клиентке категорически не подходило.
Хотя, по словам самой клиентки, ее жизнь существенно улучшилась и продолжала улучшаться, тем не менее, потенциальное неодобрение мамы ее сильно огорчало и тормозило процесс изменений.
Психолог спросила «Как вы думаете, ваша мама хотела, чтобы вы были счастливы?». «Да, конечно». «А она знала, что ее правила вот в этих и в этих вопросах вам точно не подходят? Мешают? Делают несчастной? Знала и продолжала настаивать?». «Нет, не знала! Она желала мне счастья!». «Я думаю», - сказала психолог «наши родители (я говорю сейчас о хороших, любящих родителях, разумеется) больше хотели бы, чтобы мы были счастливы, чем чтобы мы следовали их правилам. Ваша мама заботилась о вашем благополучии. Просто она не обладала всей полнотой информации. Иногда ей мешал собственный жизненный опыт. Мы ведь можем предложить другим, в том числе своим детям, только то, что есть у нас самих. Поступая по-своему, вы не предаете главного завета вашей матери: она хотела, чтобы вы были счастливы. Более того, скорее всего, вы сможете больше дать своим детям: и как человек с более широким спектром возможностей, и просто как счастливый и живущий в гармонии с собой человек».
Социальные стереотипы
Если семейные традиции обычно воспринимаются как «естественный ход вещей», то социальные стереотипы нередко обретают статус нравственного закона.
Рискуя надоесть постоянным читателям, процитирую всё же любимого мной Монтеня: «Нравственные законы, о которых принято говорить, что они порождены самой природой, порождаются в действительности тем же обычаем; всякий почитая в душе общераспространные и всеми одобряемые воззрения и нравы, не может отказаться от них, так, чтобы его не корила совесть, или следуя им не воздавать себе похвалы…».
Разумеется, речь может идти о самом облагораживающем или гуманистическом влиянии общества на человека. Но далеко не всегда.
Вы, конечно, помните этот эксперимент? В клетке с обезьянами вешали связку бананов. Когда какая-то обезьяна лезла за бананами, ее и всех оставшихся внизу обезьян болезненно поливали холодной водой из брандспойта. Это повторялось при каждой попытке любой из обезьян достать фрукты. В конце концов, у обезьян выработался рефлекс, и они прекратили пытаться сорвать бананы. После этого одну из обезьян убирали из клетки, помещая туда новую обезьяну. Новичок (не отягощенный рефлексами завсегдатаев этой клетки) пытался полакомиться бананами (никаких санкций от экспериментаторов за это уже не следовало), но в момент попытки остальные обезьяны стаскивали его вниз, а нередко еще и колотили, чтобы не получить заряд холодной воды (они хорошо помнили прежнюю последовательность событий). Когда недавно въехавшая обезьяна привыкала к здешним правилам, еще одну заменяли новой и процесс полностью повторялся. Постепенно в клетке остались обезьяны, которых ни разу не били струей холодной воды. Что не мешало им держаться подальше от связки с бананами, оттаскивать от нее новичков и бить их, если они пытались повторить попытку.
Порой наши привычки жить несчастливо не сильно отличаются от того, что происходит с обезьянами – никто уже не помнит, откуда пошла эта традиция и зачем нужна, но воспринимают ее, как норму жизни, как единственно возможный способ поведения.
Постарайтесь проверять свои представления о мире на «стереотипность». Подумайте, это действительно ваша мысль, ваше мнение, или просто вы уверены, что «все так делают»? Конечно, когда опираешься на стереотипы, возникает ощущение безопасности, но уменьшается гибкость и снижается количество возможностей.

Что чаще всего счастливым мешает быть счастливым-4: Негативные установки
Начало здесь budurada.livejournal.com/130257.html
здесь budurada.livejournal.com/130380.html
и здесь budurada.livejournal.com/131371.html

Меня заставляли думать. Господи, как это было тяжело! Все равно, что перетаскивать огромные загадочные сундуки

Ф. Скотт Фицджеральд

Люди действуют и чувствуют не в соответствии с действительными фактами, а в соответствии со своими представлениями об этих фактах. У каждого есть свой определенный образ мира и окружающих людей, и человек ведет себя так, как будто истиной являются эти образы, а не представляемые ими объекты. (…) Если есть основания думать иначе, то сама мысль об этом человеку глубоко ненавистна. Он предпочитает чувствовать по-прежнему, в соответствии с этими универсальными образными шаблонами и независимо от их отношения к действительности. Если же ему приходится изменить эти образы, человек становится мрачным и раздражительным, а иногда психически больным. (…) Удачливый человек – это человек, образы которого ближе всего к действительности, поскольку в этом случае действия приводят к задуманным результатам. Неудачником же становится человек, образы которого не соответствуют действительности, о чем бы ни шла речь: о браке, политической деятельности, деловой жизни или лошадиных скачках.

Эрик Берн

Мало что вызывает такое раздражение, как разговор о позитивных и негативных установках (разве что намек на то, что у визави тоже есть бессознательное, встречающий зачастую яростный отпор «нет! я полностью осознан(а)!» или «всё, что угодно, можно объяснить бессознательным»).

Позже я постараюсь обязательно написать о том, почему разговоры о позитивном мышлении и положительных установках вызывают такое раздражение, но в рамках этого текста постараюсь касаться только его основной темы.

Негативные установки – привычки ума. Эти шаблоны, определяющие отношение к себе и миру, бывают более или менее универсальными («к тридцати годам все хорошие мужчины давно женаты, свободны только импотенты и неудачники») и глубоко индивидуальными («стоит только мне расслабиться, как со мной тут же случается какое-то несчастье»).



Это фильтр, не позволяющий видеть реальность и новые возможности. Даже шансы, которые сами идут в руки, человек нередко отвергает под влиянием негативных установок, находя для сохранения не устраивающего его положения вещей какую-нибудь рациональную причину (смехотворную с точки зрения постороннего наблюдателя).

Люди, которым ненавистно само словосочетание «позитивное мышление», нередко говорят «я никогда не поверю, что достаточно просто повторять «у меня всё хорошо» или «я здоров», чтобы получить желаемое». Разумеется, они абсолютно правы.

Просто повторять «я гений», «я выйду замуж за Джонни Деппа» или «я обязательно разбогатею» недостаточно. Нужно верить всей душой, превратить мысль в убеждение (а разница между этими понятиями огромна). Эта разница, кроме прочего, заключается в том, что если мы по-настоящему верим во что-то, то наша вера сопровождается чувствами: если я верю в хорошее, то испытываю радость, подъем. Если я не испытываю положительных чувств, работая с каким-то позитивным убеждением, то я на самом деле не верю. Я хорошо знаю это по себе: несколько раз в жизни мне требовалось похудеть.

Невозможно одновременно верить, что «лишний вес стекает с меня как вода» или «я сбрасываю вес с рекордной быстротой» (это мои любимые установки, когда я хочу похудеть) и постоянно злиться и переживать из-за лишнего веса. Если я недовольна собой, всё время думаю «нет, блин, ну я же очень толстая» или «да ни фига я не худею», то я худею очень медленно, даже при диете и больших физических нагрузках. Так что самое трудное для меня – быть довольной своим телом и быть в хорошем настроении. Тогда я худею легко и быстро с гораздо меньшими усилиями.

Надо учитывать еще и то, что часто наши сознательные желания, наши поверхностные мысли противоречат нашим бессознательным глубинным желаниям и убеждениям: есть вещи, в которые мы – не скажу «верим», но пытаемся верить – осознанно, а есть вещи, в которые мы действительно верим. Можно сказать, бессознательно верим. Потому что когда обращаешь внимание человека на несоответствия между тем, что он исповедует как желаемое и тем, что он делает, человек обычно начинает яростно отрицать свою веру. Однако путем несложных наблюдений со стороны становится заметно, во что человек действительно верит.

К еще большему сожалению, бессознательная вера и бессознательные желания с легкостью одерживают верх над осознанными («бьют их, как стоячих», как сказал один клиент на психологической группе).

Например, сознательно человек хочет быть успешным и разбогатеть (скажем, прекрасно зарабатывать с помощью любимого дела или найти альтернативный источник дохода). А бессознательно этот же человек считает, что желать богатства и благополучия стыдно, что стремящийся к хорошей жизни субъект непременно бездуховен, что богатые и желающие богатства люди ему, мягко говоря, несимпатичны. Чужое стремление к благополучию вызывает у него не уважение и радость за других, а скепсис, зависть, презрение или неприязнь. Неудивительно, что такой человек вряд ли разбогатеет. Ведь к чему бы он ни стремился сознательно, в глубине души он верит, что богатство – это нечто плохое. А плохого мы старательно избегаем. Поэтому человек будет свое попадание в это плохое состояние блокировать, ведь «стать богатым» – это сделаться одним из тех глубоко неприятных ему людей, чьи ценности совершенно не совпадают с его собственными.

Вообще, это универсальное правило: если мы хотим чего-то, к чему бессознательно испытываем негативные чувства (злость, страх, тревогу, обиду, недоверие, презрение), то нам гораздо труднее это получить. Психологи, занимающиеся преимущественно работой с проблемами личной жизни, часто встречаются с ситуациями, когда женщина сознательно очень хочет встречаться с мужчиной или выйти замуж, а бессознательно верит, что «все мужики козлы», или боится мужчин, или считает, что жизнь с мужчиной очень трудная, а «брак – это такая обуза!» У женщин, работающих с психологами по поводу стойкого бесплодия, не вызванного при этом никакими физиологическими причинами, нередко обнаруживается такие установки, как «дети – это очень тяжело», «вот родишь ребенка и считай, что жизнь кончилась», «быть матерью – это чудовищный крест». Нередко освобождения от подобных установок бывает достаточно, чтобы забеременеть. В других случаях, оно является не единственной, но существенной составляющей терапии.

Человек, «истинная вера» (установки) которого противоречит исповедуемому сознательному желанию, будет стараться оправдать это неразрешимое противоречие (для нас – людей – не только важнее быть правыми, чем счастливыми, но и жить в непротиворечивом мире важнее, чем жить хорошо). Поэтому, например, человек, сознательно стремящийся к материальному благополучию, но плохо относящийся к богатству и богатым, будет заключать невыгодные договора и упускать заработки. Именно когда ему предложат какую-нибудь выгодный платный контракт, он обязательно будет занят какой-нибудь неотложной бесплатной работой, которую ему по сугубо внутренним причинам непременно нужно сделать как можно скорее, хотя ее выполнения никто кроме него не ждет. У такого человека постоянно будет не хватать сил, чтобы выполнять выгодные заказы, он будет ссориться с заказчиками или просто испытывать такую неприязнь к ним, что не сможет с ними работать. Даже если это очень умный человек, прекрасный специалист, он перестает понимать задания, выполняя их неправильно.

Он, вероятно, сможет один или два раза победить установку сознательным желанием, но поставить дело своего финансового благополучия на поток он не сможет до тех пор, пока не изменит ту часть мировоззрения, которая касается богатства.

До этого он будет саботировать приток доходов, а желательно еще и найдет неожиданные большие траты (пусть даже это будет человек, ведущий весьма и весьма экономный образ жизни). Разумеется, это будут расходы, не приносящие удовлетворения (например, на лечение или починку чего-либо), чтобы они ни в коем случае не ассоциировались с благополучием и богатством.

Даже если у такого человека найдется альтернативный источник дохода, он будет верить, что это «ненадолго», «случайные деньги», и бессознательно сделает всё, чтобы аннулировать этот доход.

И, наконец, даже повысив свой доход, человек может продолжать жить как бедный. Недаром говорят, что есть люди бедные и богатые на уровне самосознания. Даже если богатый по своим установкам человек обеднеет, он будет чувствовать себя богатым, но просто на время попавшим в несвойственное ему положение. Бессознательно и осознанно он сделает всё возможное, чтобы вернуться в нормальное для него благополучие. К сожалению, если на человека, бедного по своим установкам, валится нежданное богатство, он всё равно будет ощущать себя бедным (временно разбогатевшим) и сделает всё, что восстановить статус-кво, как та американка, которая дважды выиграла несколько тысяч долларов в лотерею, но, очень быстро истратив эти деньги, живет теперь в старом трейлере в бедности.

Самая мешающая негативная установка – прямой запрет на счастье.

Чаще всего она бывает либо у людей, которых с детства запугивали («Если будешь радоваться – потом случиться что-нибудь очень плохое»), либо у людей, обремененных невротическим чувством вины («Как ты смеешь хотеть хорошего для себя, когда всем вокруг так плохо?», «Ты этого не заслуживаешь!»), либо у тех, кому с детства внушили, что счастье это ненормальное состояние. В последнем случае довольно часто речь идет об установке, что жить хорошо – это бездуховно. Что желание (а главное, умение) жить хорошо – признак внутренней ущербности: «Жить хорошо – и всё?! Это всё, к чему стоит стремиться?!». Нет, конечно, не всё. Но почему бы для начала не стать и счастливым тоже? Почему счастье и духовность должны противопоставляться? Почему хорошее должно исключать духовность, а не быть ее частью. Почему люди считают, что Тот, Кто их создал, желает им чего-то иного, кроме как хорошего?

На самом деле, можно быть счастливым и при этом посвящать себя богоискательству, добрым делам или служению ближнему. А можно быть глубоко несчастным и при этом вести «теплохладную» эгоцентрическую жизнь, в которой очень немного места для той же духовности. В таких случаях тоже можно воскликнуть «И это всё?! Так может быть, стоит для начала добавить в это хотя бы счастье?!».

Когда мы находимся во власти негативных установок, нам просто не приходит в голову, что можно жить по-другому.

Осознав силу влияния негативных установок, люди часто спрашивают: «почему же я держусь за них, даже когда точно знаю, что они не соответствуют действительности? Почему сохраняю их, когда это вредит мне?»

У негативных установок (как и у привычки быть несчастным) есть серьезные вторичные выгоды. Они позволяют человеку подкреплять привычное видение себя и жизни. Да, в этой картине он может выглядеть плохим, несчастным, неустроенным, страдающим и одиноким. Зато его мир сохраняет стабильность. Разрушение привычной картины мира это стресс, которого психика старается избежать. Хотя и платит за это дорогую цену: гнусное самовосприятие и уныние вместо радости жизни.

Кроме того, запас негативных установок позволяет не думать самому, не реагировать спонтанно, пользуясь готовыми стереотипами.

Ну и наконец, образ страдающего, печального, одинокого главного героя (или всегда рвущейся на части ради чужого блага главной героини) имеет немало бонусов: тебя жалеют, тобой восхищаются, о тебе говорят «надо же, какой умный, талантливый, добрый (…нужное вставить), а как ему не везет в личной жизни, карьере, заработках (… нужное вставить)» (а это показатель особенной, значительной судьбы).

Работа с позитивными установками – это большой труд. Он индивидуален: в каждом случае нужны будут свои открытия и меры.

Негативные установки (особенно запрет на счастье) бывают настолько глубокими, эмоционально заряженными и травматичными, что не со всеми из них может получиться работать самостоятельно. В этом случае лучше всего менять их в рамках психодрамы или групповой психотерапии.

Там, где возможна самостоятельная работа, она нередко бывает сложной и… достаточно нудной и кропотливой.

Я скажу сейчас о некоторых (только некоторых ее аспектах), и может быть, однажды напишу более подробную статью именно на эту тему.

Для начала их нужно несколько недель отслеживать свои негативные установки, кропотливо наблюдая за собственными мыслями и чувствами. Это редко бывает непрерывным процессом (хотя и хорошо бы сделать его именно таким): вам может надоесть, вы можете забыть или решить, что «это не помогает» (хотя наблюдение – только первая часть процесса). Результаты наблюдений лучше фиксировать: записывать или делиться с кем-то (а еще лучше делать и то, и другое). Стоит возвращаться к такой работе несколько раз: через месяц, через два или три месяца, а потом через полгода.

Затем нужно выработать привычку относиться критически к каждой мысли, рисующей самого себя или важную часть жизни в черном свете. Это время анализировать установки, воспоминать об их происхождении и спрашивать себя «из-за чего я так думаю? Что на это работает? Что было бы с моей жизнью, если бы я думал об этом по-другому?». Спрашивать обычно приходится не по одному разу: часто не удается сразу вспомнить «откуда я знаю, что я неудачник?» или вспоминаются далеко не все «источники информации».

После этого следует заменять негативную установку положительной (её необходимо тщательно сформулировать, и она должна звучать так, чтобы «цеплять» вас, отзываться, а не просто быть набором слов), которую придется повторять. Я могла бы предложить, записывать 10 раз подряд в течение 2 недель. Но говоря по правде, положительные установки нужно повторять до тех пор, пока они не подействуют, а на это иногда нужны месяцы.

Быстрых изменений не будет: большинству из нас требуется от полутора до трех месяцев, чтобы привыкнуть к новому образу мыслей.

И, повторюсь, часто нужна более глубокая работа в терапии.

Что чаще всего счастливым мешает быть счастливым-5: экзистенциальная вина
Начало здесь budurada.livejournal.com/130257.html
здесь budurada.livejournal.com/130380.html
здесь budurada.livejournal.com/131371.html
и здесь budurada.livejournal.com/132431.html

Экзистенциальная вина
Этот текст уже был опубликован мной по другому поводу здесь: budurada.livejournal.com/79867.html
Но поскольку экзистенциальная вина – это, действительно, одна из самых частых причин, по которым люди чувствуют себя несчастными, а кроме того, эта тема напрямую связана с темой следующей главки, то я повторю его. Выбирайте, что вам проще: идти по ссылке или заглянуть под кат:


Опыт убеждает нас в том, что люди предпочитают страдать, если страдание можно переносить, но не менять уклад жизни, к которому привыкли
Декларация независимости
Когда-то я цитировала моего любимого Ирвина Ялома, писавшего в книге «Экзистенциальная психотерапия»: «В терапии, основанной на экзистенциальной точке зрения, «вина» имеет несколько иной смысл, чем в традиционной терапии, где она обозначает эмоциональное состояние, связанное с переживанием неправильных действий – всепроникающее, высоко дискомфортное состояние, характеризуемое тревогой в сочетании с ощущением своей «плохости» (Фрейд отмечает, что субъективно «чувство вины и чувство неполноценности трудно различимы»). (…)
Эта позиция – «От человека ожидается, чтобы он сделал из себя то, чем он может стать, чтобы воплотить свою судьбу» - ведет происхождение от Кьеркегора, описавшего форму отчаяния, связанного с нежеланием быть собой. Саморефлексия (осознание вины) умеряет отчаяние: не знать, что находишься в отчаянии, - это еще более глубокая форма отчаяния.
На то же обстоятельство указывает хасидский раввин Сашья, который незадолго до своей смерти сказал: «Когда я приду на небеса, там не спросят меня: «Почему ты не стал Моисеем?». Вместо этого меня спросят: «Почему ты не был Сашьей? Почему ты не стал тем, кем мог стать только ты?».
Отто Ранк остро осознавал эту ситуацию и писал, что предохраняя себя от слишком интенсивного или слишком быстрого проживания, мы чувствуем себя виновными из-за неиспользованной жизни, непрожитой жизни в нас.
(…) Четвертый смертный грех, праздность или леность, многими мыслителями интерпретировался как «грех не делания в своей жизни того, что, как известно человеку, он может делать». Это крайне популярная в современной психологии концепция (…). Она появилась под многими названиями («самоактуализация», «самореализация», «саморазвитие», «раскрытие потенциала», «рост», «автономия» и т.д.), но основополагающая идея проста: каждое человеческое существо обладает прирожденными способностями и потенциями и, более того, исходным знанием об этих потенциях. Тот, кому не удается жить настолько плотно, насколько возможно, испытывает глубокое, сильное переживание, которое я называю здесь «экзистенциальной виной».
Экзистенциальная вина – это ответственность человека перед собой за свою непрожитую жизнь. Цена, которую платит человек за невоплощение своей судьбы, за отчуждение самого себя от своих истинных чувств, желаний и мыслей.
Если говорить предельно просто, то понятие это можно сформулировать так: «Если я признаю, что сейчас могу изменить что-то очень не нравящееся мне в себе или в своей жизни то мне придется признать, что я мог изменить это давно. А значит, я виноват в том, что эти годы прошли впустую, виноват во всех своих потерях или неприобретениях».
Тот факт, что она не осознается (а она, как правило, не осознается) не делает ее менее острой и менее мешающей нам меняться.
Неудивительно, что чем старше человек, чем старше его конкретная проблема или общее чувство недовольства жизнью, тем сильнее будет его экзистенциальная вина перед собой.
Это может быть до такой степени разрушительным переживанием, что проще оставаться в убеждении «я не могу это изменить».
Чувствовать экзистенциальную вину (особенно когда речь идет о чем-то очень значимом и желанном) бывает настолько больно и невыносимо, что человек предпочитает жить со своим страданием, как с непоправимым: «я ничего не смог(ла) сделать с этим тогда, потому что с этим невозможно ничего сделать в принципе».
Хотя исходный пункт этого утверждения далеко не всегда справедлив: «могу сейчас» вовсе не равно «и тогда мог(ла)» (по крайней мере, далеко не всегда равно), просто потому, что всему свое время, что некоторые открытия приходят с опытом, а свершения возможны при наличии достаточного ресурса. Вполне возможно, что тогда ни опыта, ни знаний, ни ресурса, ни поддержки не было. Поэтому «тогда» действительно не мог.

Что чаще всего счастливым мешает быть счастливым-6: Обесценивание себя и своих достижений и постоянная внутренняя критика
Начало здесь budurada.livejournal.com/130257.html
здесь budurada.livejournal.com/130380.html
здесь budurada.livejournal.com/131371.html
здесь budurada.livejournal.com/132431.html
и здесь budurada.livejournal.com/133175.html


Казалось бы, если существует такой феномен как вина за непрожитое, несделанное, неизменённое, то мы должны высоко ценить всё нами свершенное, уважать свои успехи и победы. По крайней мере, помнить о них.
Увы, это не так.
Нередко человек считает едва ли не главным признаком своих несчастий, едва ли не главным доказательством своей несостоятельности, отсутствие того или иного достижения: «у меня нет высшего образования», «я не могу купить квартиру», «мои рассказы не издают». Или некто просто стремится к особенно желанной цели, навыку, статусу или поступку. Казалось бы, когда он достигает успеха именно в этом – таком важном для себя – вопросе, он должен почувствовать себя состоявшимся, счастливым и полноценным. Не он ли столько раз до этого говорил «Я неудачник, потому что не умею…» или «Вот если бы только я смог…, то…»?
Ничуть не бывало! Даже в этих случаях, то, чего уже удалось достичь, как бы аннулируется. Я подчеркиваю «даже в этих», потому что в других достигнутое обесценивается еще быстрее и незаметнее.


Есть немало людей, которым совершенно бесполезно напоминать об их свершениях: свою жизнь со всеми ее достижениями они умудряются описать обесценивающим способом.
«Был отличником в школе»? – «Смешно теперь об этом и вспоминать – когда это было-то?». «Прекрасно учился в институте?» - «Ну, только потому, что остальные в группе были еще слабее, так что это не показатель». «Стал кандидатом наук?» - «Но ведь должен был сделать это гораздо раньше!». «Выпустил книгу?» - «Да, но за нее не заплатили, и вообще она в мягкой обложке». «Отлично выглядишь?» - «Это усилия косметолога и парикмахера, да и вообще, если бы не фитнес каждый день я была бы просто бочкой». «Получила хорошую работу?» - «Чистое везение – это могло случиться с каждым». «Умеешь играть на гитаре?» - «Но ведь это не профессионально, только для себя». «Выучила иностранный язык?» - «Только один, да и выбрала не самый лучший».
Обесценивание не только создает у человека стойкое ощущение, что он ничтожен и ничего не достиг (которое само по себе мало кого способно сделать счастливым). Не только не позволяет наслаждаться плодами своих усилий. Оно составляет уверенный прогноз на будущее, который гласит «я ничего не добьюсь». И (с точки зрения психологической реальности) этот прогноз справедлив: если и добьется, то обесценит, а значит, в своих ощущениях всё равно ничего не добьется.
Всё это, вызывает уныние, снижает мотивацию стремиться к чему-либо, лишает сил. Делает несчастным.
Кроме того, у обесценивающих себя людей возникает устойчивое ощущение, что им нечего дать другим, что они незначительны и не интересны. Поэтому в отношениях они обычно не идут на риск, а в индивидуальных проявлениях лишены решительности и спонтанности или проявляют ее гораздо меньше, чем могли бы. От этого они многое теряют.
Справиться с обесцениванием помогает личная психотерапия.

Что чаще всего счастливым мешает быть счастливым-7: Неприятие себя
Начало здесь budurada.livejournal.com/130257.html
здесь http://budurada.livejournal.com/130380.html
здесь budurada.livejournal.com/131371.html
здесь budurada.livejournal.com/132431.html
здесь budurada.livejournal.com/133175.html
и здесь budurada.livejournal.com/133407.html

Сколько раз я это видела: люди «ищут себя», пытаются понять себя множеством способов от психотерапии до духовных практик, но самое трудное начинается, когда эти поиски завершаются успехом. Потому что в большинстве случаев, человек не хочет смириться с тем, что найденное – это и есть – он.
Тут же выясняется, что хотелось чего-то другого, причем, независимо от того, что он обнаружил: «Нет, это слишком примитивные желания. Я не могу быть таким приземленным и обычным!» встречается так же часто, как и «Это слишком сложно и запутанно, а я хочу быть ясным и простым! Более естественным! Понятным!».
Трудно счастливо жить с человеком, который тебе не нравится. Которого всё время хочешь изменить. Очень трудно жить, постоянно общаясь с тем, кто не принимает тебя и вечно пытается тебя исправить.
Что уж говорить о ситуации, когда ты – и тот, кто хочет переделать и одновременно тот, кого хотят переделать. Это трудно вдвойне и не способствует радости жизни.


Прибавьте к этому имеющуюся у многих привычку сравнивать себя с другими (как правило, не в свою пользу), обычно воспитанную в детстве родителями. Мало кто из мам говорил «будь собой, сынок» или «ты хороша такая, какая ты есть» (а уж тех, кто не просто произносил эти слова, но и помогал ребенку быть собой, почувствовать свою ценность, еще меньше). Большинство родителей предпочитали объяснять своему ребенку, что он хуже кого-то: «а вот Вася-то хороший мальчик» (дальше звучало или подразумевалось «не то что ты!») или «как же повезло Зининым родителям!» («а нам – нет!»).
На фоне такого воспитания расцветает вера в то, что меня можно любить только за что-то.
Как написала ЖЖ-юзер grey_koala: «Они не могут себе представить, что любить можно просто так – они научились тому, что человека любят, только когда он прав и нужен».
Поэтому годы жизни и неисчислимые усилия тратятся на постоянные попытки быть правыми и полезными и тем самым заслужить, наконец, любовь.
Я хочу заметить, что речь здесь нередко идет не о плохом характере, а об эмоциональном выживании: в этой модели мира, если я не докажу, что я прав и полезен, то буду нелюбим и одинок.

Что чаще всего счастливым мешает быть счастливым-8: Неумение выражать чувства
Начало здесь budurada.livejournal.com/130257.html
здесь http://budurada.livejournal.com/130380.html
здесь budurada.livejournal.com/131371.html
здесь budurada.livejournal.com/132431.html
здесь budurada.livejournal.com/133175.html
здесь budurada.livejournal.com/133407.html
и здесь budurada.livejournal.com/133675.html
Неумение выражать чувства
Мы стремимся, если не к пониманию, то хотя бы быть понятыми. Существует немало полезных психологических текстов, объясняющих, что о своих чувствах и желаниях надо говорить: к сожалению, один из самых живучих социальных стереотипов – представление о том, что любящий человек это тот, кто без слов знает, что тебе нужно и что ты чувствуешь. А если не понимает и не догадывается, значит, не любит.
Но проблема не только в умолчании, но и в адекватном выражении, как потребностей, так и чувств.
Если вы не умеете выражать чувства, вас не поймут. Трудно гармонично общаться с людьми, когда вместо боли мы демонстрируем злость, вместо уязвимости – гнев обличителя, вместо «я боюсь тебя потерять» говорим «давай, расстанемся». Стоит ли удивляться тому, что мы остаемся не понятыми в этих случаях? Что наши истинные чувства не достигают адресата?
Сохраняя такое положение дел, трудно строить счастливые отношения.
Потому, что нас настоящих – с нашими истинными чувствами и искренними желаниями во взаимодействии просто нет. Кроме прочего, от этого страдают те, с кем мы взаимодействуем.
Но даже если человек научился правильно доносить свои сегодняшние чувства до других, нередко остается проблема неотреагированных чувств, накопленных в течение жизни. Старые переживания превращаются в подтачивающие нас душевно аффекты: например, человек нередко испытывает либо слишком сильные чувства («обидели на копейку, а переживает на рубль»), либо его чувства неадекватны ситуации. Накопленная агрессия обычно порождает унизительную для наших близких и разрушительную для добрых отношений привычку срываться на невинных.


И даже если нам удается ни на кого не срываться, ни с кем не портить отношений накопленными негативными чувствами (впрочем, практика показывает, что это почти невозможно), всё равно они подтачивают физическое состояние человека, превращаясь в психосоматические заболевания: мышечные зажимы, головные боли, проблемы с весом.
Для работы с эмоциями можно порекомендовать тренинги выражения чувств.
Отдельно хочу сказать еще вот о чем: у нас в культуре существует запрет на добрые и сострадательные чувства к себе. В псевдохристианской культуре («псевдо» потому что подлинно христианское отношение это «возлюбить ближнего своего, как самого себя) это постоянное подавление доброго отношения к себе, отказ от взгляда на себя, как на что-то хорошее, запрет на желания, на снисхождение к своим потребностям и слабостям. В советской культуре это «человек как вечный герой, действующий на пределе своих возможностей до самой смерти». Это отрицание ценности человеческой жизни и многое другое.
В такой эмоционально безвыходной ситуации собственные страдания – это легитимный способ расслабиться, пойти навстречу своим потребностям, посочувствовать себе. Признать себя, в конце концов.
Вообще право думать о себе многие из нас получают только когда им плохо. Это даже прямо формулируется «А теперь я должен подумать о себе» (как будто в другое время – не должен).
Люди нередко бессознательно выбирают страдания еще и потому, что их детский опыт подсказывает: «только когда мне плохо, меня любят». Зачастую ребёнок получает от матери нежность и ласку только когда ребёнку плохо. Это часто встречающаяся модель: поскольку мы обычно проецируем на собственных детей чувства к себе самим, то у нас и на «чрезмерно добрые и снисходительные» чувства к детям тоже существует запрет.
И этот запрет снимается, когда ребенку плохо. Ребёнка «становится можно» гладить, брать на руки, говорить ласковые слова ласковым голосом только когда он болен или ушибся, например. Когда что-то плохое случилось.
Фактически наша психологическая задача это быть родителями своему внутреннему ребёнку: той спонтанной, ранимой, творческой части нас, которая сохранила все детские черты. Но мы способны быть такими внутренними родителями себе в той степени, в какой наши родители были родителями нам. Вот наш внутренний ребёнок и получает дозу ласки и сочувствия только когда нам плохо. Мы не балуем себя в другое время, не смотрим на себя с приязнью или хотя бы состраданием, не думаем о своих потребностях. Это детский паттерн, возвращение в детство.

Что чаще всего счастливым мешает быть счастливым-9: Неумение понимать свои желания
Начало здесь budurada.livejournal.com/130257.html
здесь http://budurada.livejournal.com/130380.html
здесь budurada.livejournal.com/131371.html
здесь budurada.livejournal.com/132431.html
здесь budurada.livejournal.com/133175.html
здесь budurada.livejournal.com/133407.html
здесь budurada.livejournal.com/133675.html
и здесь budurada.livejournal.com/134122.html

Герой сериала «Остров фантазий», волшебным образом создавший бизнес по воплощению заветных желаний, комментировал это так: «когда человек говорит, что хочет быть самым красивым и привлекательным, это обычно значит, что он хочет любви».
Неумение понимать свои желания вполне естественно: нас с детства учат «делать как надо», а не прислушиваться к себе, понимать себя, осознавать, свои цели, смыслы и желания.


«А зачем понимать свои желания?», - спросите вы. Затем, что существует феномен фрустрации – психического состояния переживания неудач, возникающего при наличии реальных или мнимых препятствий на пути к достижению цели, удовлетворению желания. Отчаянье, тревога, раздражение – обязательные спутники фрустрации. Если фрустраций в жизни человека слишком много это приводит к неврозам и психосоматическим заболеваниям.
А для того, чтобы выполнить свое желание или осознанно отказаться от него (как видите, я и на выполнении не настаиваю), его нужно хорошо понимать.
Получить «что-то, не знаю что» очень трудно. Как правило, сбываются хорошо сформулированные желания: не «я хочу зарабатывать больше», а «я хочу зарабатывать две тысячи евро в месяц».
Чаще всего для осознания своих желаний достаточно просто быть внимательным к себе. Но если существуют сильные запреты даже не на реализацию желаний, а на их понимание, или если есть психологические причины, мешающие исполнять жизненно важные стремления, можно обратиться к психологу или пойти на тренинги по работе с желаниями.
Существует еще несколько распространенных причин, по которым люди чувствуют себя несчастными: отказ от ответственности за свою жизнь и от принятия решений, например. А так же пренебрежение своим телом. Но эта статья заканчивается на уже изложенном.


(с) budurada.livejournal.com/

---

есть идея - бери ее и воплощай
даже если плохо получается

КАК
НАУЧИТЬСЯ
ЭТО
ДЕЛАТЬ?

Tired of lying in the sunshine staying home to watch the rain
You are young and life is long and there is time to kill today
And then one day you find ten years have got behind you
No one told you when to run, you missed the starting gun

---

---

16.01.2012 в 16:01

Пишет  a-s-k-a:

Об отношении к детям на протяжении истории человечества
Автор budurada, источник: 1, 2, 3

Очередной текст, написанный по заказу Гостелерадио Гламурного Журнала, но представляющий и некоторую негламурную ценность. Первые его две части довольно жесткие, поэтому под кат заглядывайте с осторожностью.

Тем, кто интересуется вопросом более подробно, рекомендую «Психоисторию» Ллойда Демоза, «О процессе цивилизации» Норберта Элиаса, а также труды Арно Грюна и Кристианен Бассиюни.

«Золотое детство», «счастливое детство», «детство – беззаботная пора» – знакомые выражения? Мы редко задумываемся о том, как изменились в ходе истории человечества нормы жизни, представления о плохом и хорошем, жестоком и добром, правильном и неправильном. А между тем, это так, и детство наших предков очень трудно назвать «лучшими годами жизни». Более того, чем дальше мы заглянем вглубь истории, тем больше увидим жестокости к детям.

Есть два главных условия здоровой душевной жизни ребенка (помимо любви) – эмпатия и последовательное воспитание: когда понятно, за что именно тебя наказывают или хвалят, что можно, а что нельзя – при этом «нельзя» не чересчур много, а «надо» выполнимы.

Последовательность в воспитании появилась далеко не сразу: первобытные предки легко били и убивали детей, но не в наказание за проступок («у нас за это едят»), а по прихоти родителей или из-за суеверий племени.

Эмпатия же к детям (способность с помощью сопереживания внимательно относиться к чувствам другого человека) зародилась относительно недавно, и в нашей стране до сих пор отнюдь не стала общепринятой нормой.

Дети (особенно собственные) – это главный объект проекций взрослого. Например, если взрослый в глубине души считает себя плохим, порочным, полным недостойных желаний, то он будет уверен, что и ребенок их испытывает. Если взрослый бессознательно полагает, что заслуживает наказания, то будет наказывать детей и т.п.

Кроме того, большинству взрослых свойственно делать с детьми именно то, что с ними делали в детстве (хотя есть люди-исключения, а также те, кто так или иначе проработал свои проблемы).


Каждый стиль воспитания формирует свой тип характера, с присущими ему психологическими особенностями и проблемами. Поэтому общепринятое отношение к детям в конкретном обществе формирует то, какие люди будут составлять это общество спустя 20 лет и позже. Хотя в каждую эпоху есть люди, которые психологически отстают от своего времени (человека, считавшегося совершенно нормальным в архаическом обществе, мы сегодня назовем сумасшедшим) или опережают его (и становятся либо носителями прогрессивных идей, либо невротиками, которые с трудом справляются с жестокостью окружающего их мира – совершенно нормальной для их современников).

К счастью, на всем протяжении истории человечества в каждом поколении родителей появлялись те, кто относился к своим детям лучше, чем это было принято в его детстве. Именно благодаря таким людям отношение к детям постепенно становится более добрым и принимающим. В этом кроется причина определенного психологического прогресса: человечество психологически взрослеет, очень медленно (и неоднородно) двигаясь от состояния психики, свойственного младенцам к относительной зрелости.

Архаическое общество

О том, как обращались с детьми люди первобытной культуры, мы можем судить как по археологическим данным, так и по тому, как ведут себя с детьми сегодня австралийские, африканские и другие племена охотников и собирателей.

В архаическом обществе детоубийство – широко распространенное явление, обыденная норма, а ребенок просто не считается человеком до того, как в подростковом возрасте пройдет кровавый обряд инициации (во время которого совершенно не обязательно сможет выжить). Ребенок – это нечто, не имеющее ни чувств, ни прав. Поэтому детоубийственные импульсы (возникающие в любой культуре) не считают нужным подавлять.

Родители охотно едят детей, причем не от голода, а ради удовольствия (это называется «голод к младенцам») или с магическими целями. Оставшихся детей воспитывают в суровом небрежении.

Даже в тех племенах, которые вызывают похвалы антропологов внимательным отношением к малышам, это внимание обычно только к нуждам тела, а не к чувствам. Исследователь воспитания у аборигенов А. Хипплер писал: «Я никогда не видел, чтобы хоть один взрослый йолнгу, любого пола и возраста, прогуливал малыша, начинающего ходить, показывал ему мир, объяснял что-нибудь, проявлял эмпатию к его потребностям». И даже физически заботливые матери без переживаний убивают или бросают своих детей, с которыми еще за неделю до того возились.

Каким вырастет ребенок, в воспитании которого нет никакой последовательности? До душевных потребностей которого никому нет дела? Которого не считают человеком?

Став взрослым, так выращенный человек живет в постоянном страхе перед жестоким и непредсказуемым миром. Он придумывает себе чудовищных божеств, которых надо подкупать человеческими жертвами – они символизируют его непоследовательных и жестоких родителей. Он вынужден постоянно совершать магические обряды, чтобы хоть немного уменьшить мучительную тревогу. Радость его всегда омрачается страхом расплаты, поэтому, когда происходит что-то хорошее, нужно срочно умилостивить жестоких божеств, а то отнимут: именно так поступали с этим человеком его родители. Он не ощущает границ своей личности (их постоянно нарушали в его детстве; фактически, их даже просто не определили), поэтому никогда не становится душевно зрелым отдельным человеком, а только частью племени – ведь и его родители провели жизнь в том психологическом слиянии с другими, которое в нашей культуре свойственно только младенцам. Насилие для него норма: жизнь первобытных племен полна кровавых обрядов и традиций (инициации, каннибализм, охота за головами и т.д.). Он не знает ни вины, ни ответственности. Он предпочитает суровые условия жизни и вечные лишения, так как это соответствует его внутренней жизни. Он жесток к своим детям.

Античное и раннее христианское общество (до 4 века н.э.)

Появились жестокие наказания «по поводу» – в этом были зачатки последовательности и внимания к детям (пусть и отрицательного), что, как ни странно, было шагом вперёд.

Ребенок считался собственностью родителей, с которой можно законно делать всё, что захочется: детоубийство оставалось нормой. Аристипп говорит, что мужчина может делать со своими детьми все, что ему заблагорассудится, ибо «разве мы не сплевываем лишнюю слюну или не отшвыриваем вошь, как нечто ненужное и чужеродное?».

Убивали почти всех незаконнорождённых и огромный процент законных детей; девочек – гораздо чаще, чем мальчиков. Как писал Посейдипп, «даже богатые люди почти всегда бросают дочь».

«Бросают» – это вовсе не «отдают в приют», «бросают» – это убивают или выбрасывают. Если брошенный ребенок выживал, то обычно становился рабом или храмовой проституткой.

Повсеместно одобрялось убийство больных и слабых детей. Сенека писал: «Мы разбиваем голову бешеному псу; мы закалываем неистового быка; больную овцу мы пускаем под нож, иначе она заразит остальное стадо; ненормальное потомство мы уничтожаем; точно так же мы топим детей, которые при рождении оказываются слабыми и ненормальными. Так что это не гнев, а разум, отделяющий больное от здорового».

Легальным было принесение детей в жертву для религиозных обрядов и других нужд (например, замуровывание в стену при закладке здания).

Сексуальное использование детей, в том числе, самых маленьких, считалось нормальным и законным – упоминаниями об этом полны античные переписка, мемуары и философские трактаты.

Человек античности жил в пугающем мире кошмаров и суеверий. Он растворялся в окружающих. Боги – проекции бессознательных страхов и родительских фигур – по-прежнему требовали жертв, часто человеческих, и отличались жестокостью и непоследовательностью (вспомним мифы древней Греции, где боги ведут себя как шайка распоясавшихся хулиганов), хотя, в отличие от хтонических чудовищ первобытных предков, уже приобрели человеческие черты. Люди наслаждались насилием: бои гладиаторов, мастерские для калечения детей, живые картины, в которых использовали убийства и истязания и т.д.

Несмотря на интеллектуальную и эстетическую зрелость, несмотря на развитие философской мысли, эмоционально и психологически большинство людей античности находились на уровне детей до 3 лет: были жестоки, не умели сострадать и мечтали о еде и удовольствиях, в том числе, садистических («хлеба и зрелищ!»). Хотя это был шаг вперед по сравнению с младенческим состоянием психики человека в архаическом обществе.

С 4 по 13 век нашей эры

В Европе сказывается влияние христианства: детоубийства становились не такими распространенными и считались незаконными (хотя детская смертность всё ещё очень высока, в частности, потому, что о безопасности детей очень мало заботятся).

С первых дней жизни детей отсылали на несколько лет кормилицам (все, кому позволял доход), а потом в услужение, в заложники (в дворянских семьях), в монастыри или просто на воспитание в другие семьи.

Характер людей в это время меняется. В прежние времена главным страхом детства было то, что тебя убьют, а теперь – что тебя покинут: родители, а потом и Бог, на которого средневековые люди проецировали свой детский страх оставленности. С этим связаны тоска, страхи и агрессия человека этой эпохи. Чтобы справляться с этими переживаниями, люди объединялись в группы, символизировавшие родство и близость: феодальные структуры (король или сюзерен начинают восприниматься как отец), монастырские и цеховые братства.

С 13 по 18 век
Отношение к детям стало двойственным: дитя видят одновременно невинным и греховным. К сожалению, невинность ребенка нередко понималась в том смысле, что его невозможно растлить, что бы с ним ни проделали, а «греховность» смиряли жестокими порками.

Ллойд Демоз в своей «Психоистории» писал об одном немецком школьном учителе, «который подсчитал, что в общей сложности отвесил 911527 ударов палкой, 124000 ударов плетью, 136715 шлепков рукой и 1115800 пощечин».

Детей били, они вырастали и в свою очередь били собственных детей. Так повторялось век за веком. Даже те гуманисты и педагоги, которые славились своей добротой и мягкостью, одобряли битье детей. Жена Мильтона жаловалась, что не выносит криков своих племянников, когда муж их бьет; Бетховен хлестал учеников вязальными спицами, а иногда колол. Даже принадлежность к королевской семье не освобождала от побоев, чему пример – детство Людовика XIII. За обедом рядом с его отцом лежал кнут, а сам дофин уже в 17 месяцев прекрасно знал, что, если ему показали кнут, надо замолкнуть. В 25 месяцев его начали бить регулярно, часто по голому телу. Руссо рассказывает, как младенцев уже в первые дни били, чтобы успокоить. Одна мать пишет о своем первом сражении с четырехмесячным младенцем: «Я лупила его, пока рука не устала, буквально живого места не оставила, а он хоть бы на йоту уступил».

Большинство средневековых авторов описывает очень суровые сцены избиения.

Юристы 13 века оценивали положение дел так: «Если ребенка бьют до крови, это будет ему хорошая память, если же его забивают до смерти, тут дело касается закона».

Детей повсеместно жестоко запугивали, разделяя с ними страхи взрослых перед ведьмами и нечистой силой – в которых явно звучали отголоски психологической памяти о тех временах, когда детей поедали: ведьмы и чудовища из этих карательных фантазий, призванных усмирить ребенка, обычно едят детей.

Детоубийство уже осуждается, но только убийство законных детей. Именно повсеместное убийство незаконнорождённых младенцев породило миф о том, что «в старые добрые времена мораль была выше, и незаконнорождённых детей, если верить переписям, почти не было». Совершенно верно, не было – их просто убивали. По этой же причине, а не потому, что люди были чище и лучше, не было детских приютов: до детей, гибнущих на улицах, просто никому не было дела. Только в 1740-х появился первый детдом – госпиталь для брошенных детей, открытый в Лондоне купцом Томасом Корамом.

Сопереживание всё ещё оставалось на зачаточном уровне, поэтому «добрый христианин» мог с удовольствием пытать врагов или выходить на большую дорогу, грабить и убивать проезжих, а жестокие казни считались шоу, на которые ходили семьями. Отличительной психологической чертой средневекового человека стал садомазохизм (в отличие от прежнего откровенного садизма): жестокость к другим сочеталась с жестокостью к себе - нанесение себе ран, психические эпидемии самоизбиений и других самодеструкций, умерщвление плоти, слепое подчинение церкви и феодалу.

Хотя желание слиться с группой (цехом или церковью) еще очень велико, у человека уже появился совершенно определенный образ целостного собственного «я».

Духовным идеалом стали гуманные христианские ценности: им обычно еще не могли следовать, но именно они уже были желанными. Количество людей, способных заботиться о ближнем и проявлять доброту, очень медленно, но увеличивалось.

Всплески прежних страхов перед жестокими убивающими матерями (групповые страхи отмирают медленно и с рецидивами) приводили к охоте на ведьм, которым приписывали все качества чудовищных божеств архаического общества.

В 18-19 веке отношение к ребенку формулируется так: «если ты будешь идеальным, не станешь вызывать у меня никаких искушений и дашь мне полностью контролировать твои чувства и волю, то я позволю тебе быть рядом со мной и буду тебя любить».

Детей с самого раннего возраста приучают к туалету (раньше они свободно «пачкали углы»), появляется запрет на мастурбацию и стремление, чтобы ребенок был чистым морально и физически. То есть не напоминал взрослым об их запретных желаниях – не только сексуальных, а порой о совершенно невинных, но подавленных потребностях в эмоциональной свободе или спонтанности.

Ребенок, который не следует правилам – шалит, проявляет закономерный интерес к своему телу или просто слишком эмоционален, – считается злокозненным и неправильным, его надо исправлять (желательно битьем, запугиванием и голоданием). Ребенок, которому удается справиться с родительскими требованиями, получает родительскую благосклонность (правда, бессознательно ощущает, что его любят только до тех пор, пока он ведет себя идеально, то есть любовь более чем обусловленная).

Воспитание стало набором последовательных, но очень строгих правил – и вместо людей, объятых тревогой, вырастают люди, не получившие душевного тепла, эмпатии и возможности выражать чувства. Поэтому главными чертами характера стали депрессивность, подавленность, мучительное терзающее чувство вины и психосоматические заболевания. Люди нового времени уже не боялись, что их покарают непредсказуемые божества, поэтому смогли произвести научную, индустриальную и технологическую революцию. Появились более теплые отношения в браке и личной сфере (правда, далеко не повсеместно).

ХХ -ХХI век

Начиная с конца ХIХ века и до наших дней, в Европе (хотя между разными европейскими странами есть в этом смысле существенная разница) и США преобладает социализирующий стиль воспитания детей, в котором последние несколько десятков лет появляются вкрапления поддерживающего, помогающего стиля.

Хотя даже в самых развитых странах хватает людей, обращающихся с детьми «как в старые добрые времена». Позиция «я боялся своего отца, так пусть и мои дети боятся меня» очень распространена. К тому же, существует недооцененный феномен зависти к своим детям. Она обычно не осознается, но если вывести это ощущение на сознательный уровень, получается «а почему это ты должен жить лучше, чем жил я?».

В России социализирующий стиль тоже достаточно широко распространен, но далеко не повсеместно: побои, моральное и физическое насилие над детьми – в нашей стране скорее правило, чем исключение.


Проиллюстрирую опубликованными воспоминаниями актрисы Ольги Тумайкиной (замечу, 1972 года рождения – далеко не начало ХХ века): «Мама отдала меня своим родителям в глухую таёжную деревню в два года. Так было принято – ребёнок до школы набирается сил. А в деревне воспитывают строго. Иначе нельзя: хозяйство большое, нужно всегда быть на подхвате. Помогать и не жаловаться. Я и не жаловалась. Однажды в лесу пропорола гвоздём ногу и до дома терпела, никому не сказала. Знала – попадёт. Ещё как-то зимой полоскала бельё в проруби и упустила простыню. Страх наказания был так велик, что я бежала километр или два по льду до порогов, где вода не замерзает, и выловила-таки её! Вся побилась, поморозилась, но опять никому ничего не сказала. В нашей семье дети не приучены беспокоить взрослых. Сын дяди, Кирилл, когда ему было десять лет, упал с велосипеда. От травмы в паху образовалась саркома, и он очень быстро сгорел. Врачи говорили, что если бы Кирилл вовремя сказал о своей боли, его можно было спасти. Но мы привыкли терпеть…».

К сожалению, более чем закономерно, что Ольга вышла замуж за человека, который бил ее и унижал морально, и молчала о том, что происходит в ее супружестве: привычка терпеть, если не преодолевать ее специально, остается на всю жизнь. Таких примеров в России очень и очень много.

Последовательности и эмпатии тоже часто не хватает. Вспомним, сколько родителей без всяких объяснений меняют «нельзя» на «можно» и наоборот, а лучшим объяснением считают «потому что я так сказал». Главной психологической проблемой России является проблема личностных границ.

О Японии, Китае, Индии и арабских странах я в этом тексте говорить не буду, так как это отдельная большая тема.

Но вернемся к социализирующему стилю:

Социализирующий стиль

У родителей, воспитывающих дочерей и сыновей в этом стиле, проекции на детей становятся всё слабее, поэтому родители хотят не столько взять ребёнка под полный контроль, сколько направить его на правильный (по их мнению) путь. Главное желание родителей теперь – социализировать ребёнка, встроить в общество. Ребёнок считается хорошим, когда он ведёт себя социально одобряемо (слушается старших, вежливо здоровается и т.д.). Он по-прежнему «должен» родителям, но уже не прислуживать в доме или терпеть побои, а быть социально успешным – хорошо учиться, «быть самым лучшим», «таким, чтобы мы могли тобой гордиться». Социальные успехи ребёнка становятся престижем родителей. Он нередко оказывается виноват, если «не оправдал»: «лучше бы я пошла работать, чем с тобой сидела!», «я столько в тебя вложил(а)!».

Практически вся Европа и США к началу ХХ века уже определились, что бить детей – нехорошо (впрочем, были исключения: например, Германия, где жестокие физические наказания были широко распространены вплоть до Второй мировой войны). Это вовсе не значит, что детей в Европе и Америке в ХХ совсем не били. Били, но обычно с оглядкой: побои либо скрывались, либо родители старались оправдаться совершенной невыносимостью ребёнка. В наше время контроль над телесными наказаниями детей в западных странах стал гораздо строже.

Детоубийство с ХIХ веке вызывает ужас, а сексуальное использование детей – такие тревогу и неприятие, что о нем предпочитают не говорить (из-за этого насилие над детьми часто остается безнаказанным: его боятся замечать и стыдятся преследовать). К сожалению, психологические травмы от использования детей, как морального, так и сексуального – одна из главных проблем в США и Европе ХХ-ХХI века.

Физический контроль над детьми при социализирующем стиле воспитания сменяется психологическим: битью предпочитают манипуляции и эмоциональный шантаж («веди себя хорошо, и тогда я…», «мальчики никогда не плачут» и т.д.).

Участие отца в жизни детей не только в качестве кормильца и наказывающей фигуры становится нормой. Всё меньше мужчин говорит «возиться с детьми – женское дело», всё больше откликается на призывы жён «поговори с сыном», «дочке нужно твоё внимание». Да и количество мужчин, интересующихся своими детьми, душевно сближающихся с ними без напоминаний, увеличивается.

Между детьми и родителями появляется эмоциональная близость. Любимого человека по определению хочется радовать, и когда общество перестает «твердо знать», что только тотальная строгость и розга не дадут ребёнку стать аморальным и попасть в ад, всё больше родителей хочет доставить детям удовольствие, побаловать.

К сожалению, забота о ребёнке нередко бывает проективной: родитель удовлетворяет не истинные потребности ребенка, а свои за его счет; ребёнку дают то, что удобно дать родителям, а не то, в чём он нуждается.

Пример такого отношения – семьи, где у детей нет никаких ограничений, малейшие капризы мгновенно удовлетворяются без обсуждений, ребенка заваливают игрушками и подарками, но эмоционального контакта нет. Это своего рода способ откупиться вседозволенностью и попустительством от нужды ребенка в душевной близости и понимании. Баловать по-своему гораздо проще, чем вникать в чувства и потребности ребёнка или воспитывать в нем уважение к другим людям (без которого научиться уважению к себе самому невозможно). Кроме прочего, попустительствующие родители часто незаметно для себя нарушают границы самого ребёнка.

Есть и категория родителей, которые стараются подкупить детей, так как это кратчайшая (хотя далеко не самая полезная для ребенка) дорога к их преданности. Такие люди нередко сравнивают себя с другими родственниками, против которых (порой бессознательно, а чаще вполне осознанно) настраивают ребёнка: «только мамочка тебя любит по-настоящему», «вот мать тебе не разрешает мороженое есть, а папа тебе всё что хочешь купит», «родители у тебя злые, а у бабушки всё, что хочешь, можно делать».

Дети, получившие социализирующее воспитание, гораздо меньше подавлены родителями, поэтому… позволяют себе злиться на них, обижаться, переживать, видеть достоинства и недостатки. (Для того, чтобы испытывать агрессию к близким людям, особенно к родителям, тоже нужна определенная степень внутренней свободы и душевных сил). А значит, в конце концов полюбить своих настоящих родителей, а не их идеализированные образы.

У людей ХХ века тоже есть жестокие потребности и желания, которые всё чаще (хотя не всегда) реализуются в символической форме: лучше смотреть фильм «Техасская резня бензопилой», чем публичные четвертования.

Для большинства наших современников, благодаря социализирующему стилю воспитания, очень важен социальный успех, ставший чем-то вроде религии: он определяет как идентификацию и самоидентификацию человека (на вопрос «Кто он?», люди чаще всего отвечают, называя профессию: «инженер», «бизнесмен»), так и его представления о качестве собственной личности и жизни. Например, слова «я ничтожество» или «я ничего не достиг» обычно означают отсутствие хорошей должности или высшего образования.

Ориентированность на социальное определяет устремления и выборы: люди часто отказываются от времени со своими близкими, личностного развития и других важных вещей ради карьеры.

Человек, воспитанный в социализирующем стиле, уже позволяет себе ощущать психологические потребности в любви, принятии себя (как другими, так и самим собой), поддержке и близости, но часто не умеет сформулировать и реализовать их. Из-за этого многие люди страдают от душевной пустоты и других экзистенциальных проблем, которые заглушают зависимостями – химическими (алкоголь, наркотики и т.д.), психологическими (деструктивные отношения, игромания и т.д.) и пищевыми расстройствами (булимия и анорексия). Собственно, именно эти психологические проблемы – самые распространенные на Западе, да и в России занимают заметное место.

Надежда на хэппи-энд

С середины ХХ века Европе очень медленно, буквально в виде единичных случаев, зарождается новый стиль воспитания – помогающий. Появляются родители, готовые прислушиваться к чувствам детей, доверять их эмоциональным потребностям, ценить близость с ребёнком, сочувствовать, когда ему плохо, создавать условия для его развития и интересов. Люди, которых воспитывают в этом стиле, обычно вырастают добрыми, искренними, хорошо знающими себя, творческими, адекватными и спонтанными. Они не страдают от депрессий и неврозов, у них сильная воля, они не склоняются перед авторитетом и легче, чем другие, выдерживают прессинг.

---

уколы

уколы

уколы

уколы

уколы

уколы

---

я всегда в эти моменты думаю, вот людям на войне ноги-рукт отрывало, а мы - неженки, не можем укольчик перетерпеть...

я вот прям терпеть не могу такие высказывания

как можно обычную жизнь сравнивать с экстремальными обстоятельствами?

да и откуда люди, так говорящие, вообще знают, как конкретно люди переносили такие травмы на поле боя?

---

"тьма позади вас, начинается день" my ass

13. УРОЖАЙ. ПЛОДОРОДНЫЙ СЕЗОН. ОДИН ГОД (JERA).
Руна благоприятных исходов. Она относится к любой деятельности или предприятию, с которым вы связаны. Появление этой руны придаст вам сил поддерживать хорошее расположение духа. Помните, однако, что быстрых результатов ожидать нельзя. Всегда требуется промежуток времени, отсюда ключевые слова "один год", символизирующие полный цикл времени перед жатвой, урожаем или избавлением. Вы подготовили почву и посадили семя. Теперь вы должны заботливо ухаживать за ним.

---

22. ПРОРЫВ. ТРАНСФОРМАЦИЯ. ДЕНЬ (DAGAZ).
Появление этой руны отмечает главный сдвиг или прорыв в процессе самоизменения, полное преобразование состояния -- поворот на 180 градусов. В каждой жизни бывает хоть один момент, который -- если он угадан и пойман -- навсегда изменяет ее течение. Поэтому действуйте с полной верой, даже если момент потребует от вас прыгнуть с пустыми руками в пустоту. Если этот знак сопровождается Чистой Руной, масштаб трансформации может быть таким, что это будет предвещать смерть, успешное завершение вашего пути. Иногда эта руна предвещает большой период достижений и процветания. Тьма позади вас; начался день.

---

21. ВОРОТА, МЕСТО НЕДЕЯНИЯ (THURISAZ).
Это руна недеяния. Поэтому нельзя приближаться к воротам и проходить сквозь них без размышления. Представьте себе, что вы стоите перед воротами на вершине горы. Вся ваша жизнь осталась сзади и внизу. Перед тем как идти вперед, остановитесь И вспомните прошлое: обучение и радости, победы и печали -- все, что привело вас сюда. Окиньте все это взглядом, благословите все это и отпустите. Освобождаясь от прошлого, вы восстанавливаете свою энергию. Теперь шагните за ворота.
РУНА ПЕРЕВЕРНУТА. Этот знак требует от вас размышления. Поспешные решения в это время могут вызвать сожаление, потому что вы, скорей всего, будете действовать по слабости, обманывая себя относительно своих мотивов и создавая новые проблемы, гораздо неприятнее тех, что вы пытаетесь решить.

---

Пойти присоединиться: uborshizzza.livejournal.com/1969842.html

---

естественно звери заболели тогда, когда у меня нет работы и нет прав и фактически нет машины в семье. счастье-то какое...

---

“I write to give myself strength. I write to be the characters that I am not. I write to explore all the things I’m afraid of.”

joss whedon

---

этот момент, когда ты начинаешь заниматься чем-то новым, тебе тяжело, ты не можешь понять: это ТЫ такая бездарность или все-таки эта сфера деятельности не самая простая и тебе нужно море практики, чтобы понять, есть перспектива или нет...

@темы: бестолочь, на английском, ника пишет фик

---

@темы: мои ужасные гифки

---

Злодей - это на самом деле жертва, чья история не была рассказана.

(с) Крис Колфер.

Thoughts?

---

grammar nazi fail

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

1) Слэш это освобождение женщины, в текстах она от имени второго героя
может выступить как равный партнер в отношениях, не слабее мужчины.
Этим слэш отличается от яоя, в котором наоборот уке представляет
зависимого слабого партнера, хрупкую девушку-подростка, мечтающую о
принце и защите за его спиной.

2) Слэш это наслаждение для женщин так же как лесбийский секс для мужчин.

3) Слэш это прежде всего текст, более сложный и чувственный чем
обычные женские романы. Он выводит отношения за пределы штампов и
стереотипов. Но надо не забывать, что слэш как и любая литература
полон херни и трэша. Есть Freedom just another word for nothing to
lose - эпохальная работа для всего фанфикшна. А есть "его аметистые
глаза скользили по мраморной коже".

4) Слэш зародился в фэндоме Стар Трека, тогда женщины ассоциировали
себя со Споком, чуждым привычному миру персонажем, сложным. Их
отношения в каноне являются началом слэша, знаменитая сцена смерти
Спока, когда капитан Кирк через стекло смотрит на смерть друга стала
одной из самых значимых в кинематографе. Как писал Дженкинс: "Когда я
пытаюсь раскрыть значение слэша для не-фанатов, я часто упоминаю этот
момент в Star Trek: The Wrath of Khan, когда Спок умирает и Кирк стоит
рядом, стеклянная стена разделяет двух старинных приятелей. Оба
тянутся друг к другу, их руки прижаты к стеклу. Они оба так много
хотят сказать, и у них так мало для этого времени. Спок называет Кирка
своим другом, что является самым полным выражением чувств где-либо в
сериале. Почти все кто смотрели эту сцену чувствовали страсть между
ними, жажду большего, чем то, что им позволено. И, я говорю моим
слушателям не-фанатам, слэш - это то, что происходит, когда вы
убираете стекло. Стекло, для меня (Дженкинса), в большей степени
социальное, чем физическое: стекло символизирует аспекты традиционной
мужественности, не предполагающей эмоциональной открытости или
физической близости между мужчинами, делающей невозможным настоящую
мужскую дружбу. Слэш - это то, что происходит, когда вы убираете эти
барьеры и предполагаете на что может быть похож новый вид мужской
дружбы. Одна из наиболее замечательных вещей в слэше, что он учит нас
как распознать знаки эмоциональной привязанности за масками, к которым
прибегает традиционная мужская кульутра для подавления или
запрятывания этих чувств".

5) Слэш это новая форма литературы. Как часть фанфикшна она играет с
новыми формами и концепциями. В то время как весь фанфикшн построен на
вопросе "А что если?", то слэш строится на вопросе "А что если один
или несколько персонажей геи?"

6) Слэш это возможность писать о чувствах избегая стандартной
раскладки мужчина/женщина, пассив/актив, слэш предполагает
разнообразие и другие варианты. Несмотря на войны топ/боттом в среде
фанатов, на самом деле слэш не предполагает жесткой фиксации партнеров
в постели. Автор может вытворять что захочет со своими героями.

7) Слэш это форма порнографии в литературе, просто слэш дает больше
свободы за счет таких источников как Гарри Поттер, где присутствуют
волшебство, кентавры и несовершеннолетние. Впрочем, гет и фемслэш
также нарушают все привычные для литературы табу.
(c)

запись создана: 17.07.2012 в 13:35

---

и нам, конечно, лгут, что там тяжелый труд!

>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>

@темы: кино - волшебный сон!

---