A photo posted by Instagram

селфи тайм

с котом

A photo posted by Instagram

@темы: зверики, yep dats me

---

storia.me/ru/@Alexey.Skobtsov/polemika-1be4jz/y...

статья под названием: Я не верю в людей не того пола. Почему девочки хотят быть мальчиками

мне вот всегда было это не совсем понятно... я не общалась с мальчиками в детстве вообще. только лет в 16 начала еле-еле. у меня никогда не было ощущения, что мужчинам достается всё классное, что у меня только мужские интересы, что мне не о чем говорить с подругами ну и что там ещё любят говорить о "причинах транс\а-гендерности".
мне просто не нравится гендер как идея. я понимаю, что мы никуда не денемся от биологической бинарности, разве что можем расширить в сознании людей понимание, что пол и гендер - не так просты как кажутся)
ну и, конечно, не нравится женский организм, в нем как-то больше биологической детерминированности, что ли, чем у дядек. а она мне не нравится. меня поражает, что многие женщины, у которых по гинекологии реально пиздец, в отличие от меня, всё равно любят свое тело. как.
в общем, я не понимаю, эта "статья" френдли или не френдли и вообще. discuss/

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Franz Sedlacek (1891–1945) was an Austrian painter who belonged to the tradition known as “New Objectivity” (“neue Sachlichkeit”), an artistic movement similar to Magical Realism.
Franz Sedlacek was born in Breslau on 21 January 1891, and moved with his family to Linz in 1897. In 1909 he graduated from the Royal High School at the Fadingerstraße. A year later, he moved to Vienna and studied architecture and chemistry. After serving in World War I, he completed his studies and in 1921 began working at the Technical Museum of Vienna.
In 1923, Sedlacek married Maria Albrecht. The couple raised two daughters.
In 1913, Sedlacek founded an artistic association in Linz with Anton Lutz, Klemens Brosch, Franz Bitzan, and Heinz Bitzan. Sedlacek began as a graphic artist, and later turned to oil painting.
In 1925 he produced a number of watercolours for Claire Annabel Caroline Grant Duff’s Book The Unicorn.
In 1927, Sedlacek joined the Viennese Secession, an association of artists that was founded by Gustav Klimt and others in 1897.
At the end of the Second World War he “disappeared” as a soldier of the Wehrmacht somewhere in Poland.

Magical realism, magic realism, or marvelous realism is a genre of narrative fiction and, more broadly, art (literature, painting, film, theatre, etc.) that, while encompassing a range of subtly different concepts, expresses a primarily realistic view of the real world while also adding or revealing magical elements. It is sometimes called fabulism, in reference to the conventions of fables, myths, and allegory. “Magical realism”, perhaps the most common term, often refers to fiction and literature in particular, with magic or the supernatural presented in an otherwise real-world or mundane setting.
The terms are broadly descriptive rather than critically rigorous. Matthew Strecher defines magic realism as “what happens when a highly detailed, realistic setting is invaded by something too strange to believe.” Many writers are categorized as “magical realists,” which confuses the term and its wide definition. Magical realism is often associated with Latin American literature, particularly authors including genre founder Elena Garro, Juan Rulfo, Jorge Luis Borges, Miguel Angel Asturias, and Isabel Allende. In English literature, its chief exponents include Salman Rushdie, Alice Hoffman, and Nick Joaquin.

@темы: изобразительное искусство

---

literally Russia

(x)

@темы: гиф, я другой такой страны не знаю, политичное, the handmaid's tale

---

19.06.2017 в 21:42

Пишет  Jeanne dArc:

19.06.2017 в 19:39

Пишет  Bats:

хорошо сказано

19.06.2017 в 14:53

Пишет  Arlenne Lhermitte:

"Я поддерживаю гей-парад потому что это способ большинства сказать меньшинству - не бойтесь быть в меньшинстве. Гею не должно быть страшно быть геем в гетеро-обществе. Еврею не должно быть страшно быть евреем в украинской школе. Девушке не должно быть страшно в компании десантников. Потому что если им страшно, значит большинство тяжело болеет. Болеет пещерный дикостью - нас больше и мы можем сломать тебе шею, если ты не такой, как мы. Потому что это быстро перерождается в простое - нас больше и мы можем сломать тебе шею без повода. И тогда страшно становится всем, кто слабее.

А я хочу жить в обществе без страха." (с) Максим Бланк

@темы: quotes, lgbt+

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

я понимаю, что это всё делается для защиты и вообще (раньше была) целая культура, но как же мне не нравятся ДВОРЫ
когда есть колодезЬ, и внутри непременно детская площадка или - хуже - спортивная коробка, и если на улице не -15, на весь двор с утра до ночи раздаются визги
по очереди там то совсем крошечные дети, то подростки, а потом и взрослые дядьки, и всем надо ОРАТЬ, когда они играют в футбол
и ты, фрилансер, слушаешь это с утра до ночи
удавиться
ненавижу детские площадки и спортивные коробки
город должен быть устроен как-то иначе исходя из МОИХ нужд ахаха

@темы: нытье

---

mamsila.ru/feed/998

11 РОДИТЕЛЬСКИХ ПРАКТИК, ФОРМИРУЮЩИХ ТОЛЕРАНТНОСТЬ К НАСИЛИЮ

Как растить детей, чтобы они в будущем не стали жертвами насилия или насильниками? Не делать того, что воспитывает в детях толерантность к насилию! Не делать того, что то и дело совершают очень многие родители…

Почему важно, чтобы в детях были сформированы маркеры насилия? Потому, что когда дочь начнет встречаться с мужчинами, она просто не заметит, что с ней обращаются недостойно, ведь с ней всю жизнь обращались именно так! А когда сын начнет встречаться с женщинами, он не будет понимать, что ведет себя некрасиво, поскольку в нем не воспитано уважение к личным границам.

У детей, чьи личные границы не уважались и чьи интересы не учитывались, слишком высоки шансы оказаться в токсичных, дисфункциональных отношениях во взрослом будущем.

Представляем обзор родительских практик, которые мешают детям сформировать понимание того, что допустимо, а что – нет.

Разбор полетов

Ребенка обидели? "А за что тебя побили? А что ты сделал, почему учительница на тебя ругалась? А зачем ты взяла его машинку? А не надо было разговаривать на уроке!"

Чем это опасно? Тем, что ребенка приучают видеть в себе причину недостойного поведения других людей. В будущем это может привести к тому, что женщина, которую бьет муж, будет искренне верить, что его спровоцировала именно она, а этот муж будет знать, что "за дело" можно и ударить.
Ответственность за насилие всегда лежит на насильнике. Недостойному поведению нет оправдания.

"Думай о хорошем!"

Ребенку плохо в секции, куда его записали? Нравится гимнастика, но не нравятся девочки? Нравится борьба, но мальчики дразнят? "Думай о хорошем! Тебе же нравится гимнастика! Бабушка над тобой смеется, зато она тебя любит!"

В чем опасность? В том, что в будущем в отношениях с партнером ребенок будет игнорировать недостойное к себе отношение.
Зато не пьет! Зато не бьет! Зато любит, зато с детьми играет и памперсы им меняет, зато деньги приносит, и т.д.

"Тебе показалось!"

Ребенок говорит, что вы его обижаете, а вы в ответ говорите, что он ваш любимый ребенок, вы не можете его обидеть. Что ему показалось.

В чем опасность? В том, что ребенок приучается не принимать во внимание свои чувства, а руководствоваться чувствами других.
"Да ты что, ты – моя любимая жена, как мог я тебе изменить, как я мог тебя обмануть?!" – вы хотите такого для своей дочери в будущем?

А также в том, что отрицая чувства ребенка, вы учите его не доверять себе. А потом, когда выросшая дочка попадает в сложную ситуацию в уже своей семье, ей будут говорить: "Как ты могла не заметить!"

Опасность также в том, что ребенок не научится уважительно относиться к чувствам близких, он сам будет заставлять их страдать.

"Ну я же тебя люблю!"

Вариант: "Это же твой дедушка!" Ребенок просит отпустить его, не обнимать, не целовать, но слышит: "Я же твой папа, я тебя люблю, я хочу тебя поцеловать!" Или вы приезжаете в гости и заставляете ребенка поцеловать бабушку и дедушку против его желания.

В чем опасность принуждения? Вы хотите, чтобы в 14 лет ваша дочь сдалась, когда какой-нибудь великовозрастный хлюст начнет ей внушать: "Ну я же тебя люблю"? А она уступит, потому что именно так вел себя с ней отец. Вы хотите, чтобы вашего сына в 20 с небольшим посадили за изнасилование, потому что он привык, что "нет" в ответ на попытку поцеловать ничего не значит, и не остановился?
Право ребенка на телесную неприкосновенность священно. Отпусти – значит отпусти. Нет – значит нет. Научите говорить "нет". Научите останавливаться в ответ на "нет".

"Он не хотел тебя обидеть!"

В чем опасность? В оправдании насилия. В том, что ребенок на чистом глазу будет говорит: "А я не хотел обидеть!" – и продолжать обижать. В том, что если тебя обидеть не хотели, то обижаться как бы и неприлично.

"Он просто пацан!"

В чем опасность? В нормализации насилия, творимого мужчинами по отношению к женщинам.

"А по попе?"

Опасность очевидна: бить можно, рукоприкладство – лучший аргумент. Надо слушаться того, кто бьет. Чтобы добиться своего, надо бить.

"Ты ему нравишься!"

"Мама, ну почему Ваня все время ко мне пристает?"

Пожалуйста, поймайте себя за язык и не произносите этого ужасного "потому что ты ему нравишься". Вы считаете, что это правда? Он пристает к ней, потому что она ему нравится? Может, потому что хочет с ней играть? Снова нет.
Мальчик обижает девочку не потому, что она ему нравится! И не потому, что он хочет с ней играть! А потому, что он не умеет говорить прямо, что хочет с ней играть, не умеет по-нормальному выражать свою симпатию.

В чем опасность? В том, что девочки привыкают к тому, что "бьет – значит любит", а мальчики привыкают выражать симпатию через унижение, но не через заботу, уважение и хорошие слова. То есть приставать и обижать можно, и, если ты нравишься, не нужно обращать внимание на то, что тебе самой от этого плохо.

"А ты скажи ему..!"

Случается ли, что вы комментируете разговоры ребенка с другими людьми? Случается ли, что вы даете ребенку советы, кому и что сказать, когда он у вас этого не просил?

Если да, то остановитесь. Ведь так может делать и партнер вашего ребенка во взрослой жизни. Ваши сын или дочь просто не поймут, что такое поведение
недопустимо. А зачастую именно с контроля общения жены/мужа начинается
психологическое насилие в семьях.

"Что это на тебе надето?"

Если вы регулярно делаете критические замечания по поводу внешности и одежды ребенка, он привыкнет к тому, что обсуждать внешний вид других людей – обычное дело.

И в будущем ваша дочка не поймет, что ее избранник ведет себя ужасно по отношению к ней, критикуя ее фигуру…

Излишняя вежливость

Пьяница пристает к вам с ребенком в трамвае? Кто-то грубит вам в магазине? Учительница, либо старшая родственница учит вас тому, как вам воспитывать вашего ребенка (при нем же)?
Зато вы хорошо воспитаны, вы не хотите конфликта, вы боитесь быть грубой. И молча улыбаетесь.

И ребенок вслед за вами приучается улыбаться в ответ на нарушение его личных границ, приучается даже не пытаться их отстаивать.

@темы: феминизм, социальное, псих

---

Я всё думала, что как же обидно отсутствие гифок из Рассказа служанки в моей ленте тамблера, ведь визуально очень красивый сериал, яркие персонажи, революция-все-дела. Влезла в тег сегодня после финалки.
Оказалось, сериал считается практически расистским. Печаль.

@темы: handmaid's tale

---

@темы: шоб позырить, псих

---

long time no selfie

A photo posted by Instagram

страдивариус (и вроде другие фирмы тоже, но я не хожу нынче по магазинам) понаделал футболок со всякими слоганами, и с одной стороны это всё крайне соблазнительно и радует глаз, с другой - ну, мы знаем как это всё делается. в общем, feeling conflicted.
но эту и ещё одну про гендер (тоже как-нибудь покажу) всё-таки забрала.

@темы: yep dats me

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Недавно в ленте была хорошая цитата про то, что люди, которых в детстве всё время заставляли что-то делать, воспринимают усилие воли как насилие. Вообще не могут эти вещи разделить разделить.

Как я это понимаю.

В скором времени мне предстоит искать психотерапевта и я вот думаю, реально ли в принципе, чтобы мне кто-то помог в этом. Чтобы когда мне надо было выйти из, кхм, зоны комфорта (я в такие вообще не верю, ну да ладно), у меня не было приступов тошноты, не повышалась температура, давление не скакало, и чтобы ночью перед чем-то важным и интересным у меня не было феназепамо-резистентной панической атаки. Возможно ли это?

Чего бы мне хотелось, так это узнать свой максимум. Психофизический.
Понять, смогу ли я вообще когда-нибудь, к примеру, пробежать 5к.
Возможно ли преодолеть эти слабости и болезни, что из этого можно устранить, а что навсегда со мной.
Поначалу врачи всегда говорят "всё преодолимо". Чуть позже начинают намекать на то, что амбиции надо поумерить, а образ жизни должен быть максимально размеренным и спокойным. This is the opposite of what I want.
Меня все эти годы держит только одно: вера в то, что если ты можешь это представить, то ты можешь этого добиться.
Но всё чаще меня терзают сомнения, и мне кажется, что это как вера во что-то сверхъестественное.

@темы: дорогой дневник

---

О насилии, совершаемом женщинами, говорится очень мало, при этом оно происходит не намного реже чем мужское.

@темы: феминизм, социальное, abuse, насилие

---

наконец дошла до де кирико. прозрела, хотя хотелось бы больше. площадей.

на документалке про него плакала. потому что у него похожие на мои проблемы со здоровьем. и потому что турин, в котором я никогда не была, но он так дорог моему черно-белому сердцу.

@темы: изобразительное искусство

---

пятиминутка полтора часа атеистического диалога на тему ислама.
сара хайдер - основательница организации для людей, покинувших ислам. очень она мне нравится.

@темы: социальное, шоб позырить, there's no one out there

---

Yes, I Chose to Be Queer – I Was Not Born This Way, And Here’s Why That’s Okay

everydayfeminism.com/2015/11/queer-not-born-thi...

I don’t remember the first time I found a boy attractive.

I do know that in my earliest memories, when I was four or five, this attraction felt natural and innate. I know, too, that there was a first time I found a girl attractive, and I know that in each of those first moments, there was nothing I would describe today as sexual.

I used to claim those memories of craving intimacy with other boys were proof of my timeless gayness. They are certainly proof of a kind of queerness existing within me at a very young age, if queerness is a non-normative way of relating to gender and intimacy.

But they did not erase the alternative, normative ways of relating to gender and intimacy which I overwhelmingly embraced, nor define on their own a complete “queer” identity. They certainly weren’t proof of any kind of sexuality, which I had no concept of at that age.

Cognizance of sexual attraction came later, but not much. I explored sexual touch and had my body explored by others perhaps far too early, with both boys and girls, my same age and old enough to know that I wasn’t old enough.

These acts coupled with, admittedly, a probable influence of biology and other things in my environment led me to a more complete understanding of my sexuality. Physical intimacy with male identified persons felt different, somehow. Terrifying and freeing.

Terrifying because they were freeing.

I was physically intimate with girls through high school. I didn’t disdain the corporal feeling, but by then I had begun to sense the freedom I experienced while intimate with boys was directly tied to a type of constraint I felt when I was with girls, shackling me to a particular kind of performance of masculinity that was violent to me.

My experience with masculinity was such that the most painful expressions of it were exemplified by a forced intimacy with women. The shackles broke, or at least were damaged, when I expressed a tenderness forbidden and denied to me in any healthy form my entire life prior – a tenderness between men. And I loved it.

And I hated it.

Or, at least, I hated what it would mean for my relationships with family and friends if they were to know. I hated that I could not find the same kind of freedom outside of it, thereby salvaging society’s contentment and my own safety. I hated that keeping it in “the closet” did not bring the same freedom, that it was refused to me if I did not brand myself “different.”

But I loved it, too, and more than I hated those things. And so I chose to brand myself different.

I chose to be queer.

Perhaps now is a good time to differentiate between “queerness” and “gayness” and then to also show how they might converge. Queer theory has always positioned queerness in opposition to rigidity and gender essentialism.

As Eve Sedwick explains in Tendencies, queer can refer to “the open mesh of possibilities, gaps, overlaps, dissonances and resonances, lapses and excesses of meaning when the constituent elements of anyone’s gender, of anyone’s sexuality aren’t made (or can’t be made) to signify monolithically.”

It can mean homosexuality and not. It can be gayness one day and something else the next. It is purposefully open to fluidity. It is amenable to choice, and that’s why I find it so fitting.

That does not mean I can not be identified by how I choose intimacy with men – I can. To my knowledge, I have not been with a woman since high school, and I may never be again. I am not bisexual.

My queerness is for men, though it is only guided by innate sexual attractions and desires, not dragged along forcefully, and relies less on their status as “men” as it does with what “man” means to society.

It is not simply a want to be penetrated by or to penetrate other men, but also a want to experience a tenderness I was told I should never know, and it is to refuse to sacrifice that to the world just because it demands I do.

Tenderness between men was a rarity in my home. There was love, yes, and much of it, but a stoic, touch-less, robotic love. Where my mother might hug away my tears, my father combated them by attempting to give his boys the tools to “man up.” Where he’d tell how proud he was of our accomplishments, she’d tell the world how much she loved her children.

My home, though, was simply an odd microcosm of the world we lived in, where not often did I see men embrace, men comfort one another, men love one another without filter.

It was a place where male friends were fags if we spent too much time together and weak if we showed anyone we wanted to. It was a place where you could fix all of that if you could just claim a girl and do with her those things instead.


Until you stepped out of bounds again and embraced too tightly or too long or smiled at a boy a smile too big. Stepping back in bounds, to me, was stepping back into their rules. So I stay out.

A common refrain in the movement resistant to the idea of choosing to be gay is the question: “In a world where there is so much violence against gay people, why would anyone choose to be?”

Why would, in the face of backlash, in the face of death, in the face of confrontations with family which, in my case, led to an end to crucial financial support, might I?

But this question relies on an unwarranted assumption fallacy that denies the possibility that there are benefits to queerness that might override its downsides.

It reduces gayness to a carceral identity, only differentiated from straightness in that it is oppressed, violated and attacked, and is based on the idea that everyone covets normativity.

Sometimes, it seems what is meant by “being gay is not a choice,” is that the love, joy and beauty in queerness is nothing to anyone compared to its traumas.

But what of the freedom that lies in queerness? What of its tenderness? I know them well.

What of the vulnerability I’d never experienced before? What of love and the rejection of its restriction simply because of how the body within which it comes is perceived? How can you say I should not find power in that just because the world does not want me to? I do.

There is a Hindu myth that is especially significant in the Hare Krsna religion I grew up practicing called The Mahabharata. In it, the climactic incident, as well as the foundation for one of the cardinal scriptures, The Bhagavad Gita, is a war between a group of brothers who were banished from their kingdoms and their cousins who cheated them out of their thrones.

One of the brothers cannot bring himself to fight his family, people whom he has grown up loving, people who raised and groomed him, explaining that he would rather give up his right to the throne than be the cause of their pain, even though they would rule with a violent hand and oppress the masses.

The Bhagavad Gita professes to be the words of God that convince this brother that he must choose his duty to fight and liberate his people, he must choose to demand what is rightfully his, above his fears, above the possibility of losing and dying, above the possibility of hurting or killing, because it is the right thing to do.

At 18, not long after starting my first relationship with a man, I had a verse tattooed on my rib cage from the Gita: “Give up this weakness of heart, and arise.”

Fortunately, killing has not been a question for me, but my queerness is also a fight. Queerness is a resistance. It is a battle reluctantly waged because the struggle is often similarly against loved family and community. But in my position, with the relationship I developed with masculinity and gender, it is the right thing to do. My freedom is rightfully mine, and demanding it was a choice I made, and one I’d make again.

As Darnell L. Moore acknowledges in What If I Chose to Be Gay? Or, Why Herman Cain Might Be onto Something, “’Choice’ is dangerous language because it reeks of a dangerous type of moralism, at least the kind that conservatives like to rely on to support their ideas of family and ‘right’ relationship between humans and God. But progressives must name and offer new and varied definitions of ‘family,’ ‘friendship,’ and ‘relationship.’”

I would add that more dangerous than the moral dilemma inherent to the word “choice” is the suggestion that if it means there is a right and wrong, morality must fall on the side of what queerantagonists decide it to be — that a choice to be queer is somehow lesser than a choice to be straight because God says so.

I say their God is wrong. I say if there were two choices, mine is still right.

I say that having a choice does not mean having just two choices, nor does it mean my choice is right for everyone.

I say we need to give space for those who have come to their queerness, and their gayness too, in various ways, and give space to love queerness enough to admit it is worthy of being sought.

Of course, the entire reality of choice is debated among scientists – and there is evidence to at least suggest that “random (neurons) firing, or noise, may even be the carrier upon which our consciousness rides, in the same way that radio static is used to carry a radio station,” and my mind isn’t scientific enough to comprehend what that all means.

Regardless, the option of freedom from normative sexuality is not a faulty option simply because it is wrapped within an oppressed identity, and I’d no sooner give up my queerness for straightness than I would Blackness for whiteness.

My queerness is a way of loving I’d want to choose, even if that were impossible, and I couldn’t be happier with having it.

@темы: интересный взгляд, lgbt+

---

Что для вас - приключение?

@темы: абстрактно или конкретно

---

лито родригес как вся моя жизнь

@темы: гиф, sense8