22.07.2014 в 09:45

Пишет  Серебряный:

@темы: я другой такой страны не знаю, you know you're Russian when...

---

Régis François Gignoux

Régis François Gignoux (1816–1882) was a French painter who was active in the United States from 1840 to 1870. (Aliases: Marie-François-Régis Gignoux; Régis Francois Gignoux; Régis François Gignoux; Régis-François Gignoux) He was born in Lyon, France and studied at the École des Beaux-Arts under the French historical painter Hippolyte Delaroche, who inspired Gignoux to turn his talents toward landscape painting.

Gignoux arrived in the United States from France in 1840 and eventually opened a studio in Brooklyn, New York. He was a member of the National Academy of Design, and was the first president of the Brooklyn Art Academy. George Inness, John LaFarge (1835–1910), and Charles Dormon Robinson[3] were his students. By 1844, Gignoux had opened a studio in New York City and became one the first artists to join the famous Tenth Street Studio, where other members included Albert Bierstadt, Frederic Church, Jasper Francis Cropsey, and John Frederick Kensett. He returned to France in 1870 and died in Paris in 1882.

Gignoux is best known for his meticulous renderings of Northeast American landscapes, and was the only member of the Hudson River School to specialize in snow scenes. The Brooklyn Museum, the Corcoran Gallery of Art (Washington, DC), the Georgia Museum of Art (University of Georgia, Athens), the High Museum of Art (Atlanta, Georgia), the Honolulu Museum of Art, the Hood Museum of Art (Dartmouth College, Hanover, New Hampshire), the Museum of Art at Brigham Young University (Provo, Utah), the Museum of Fine Arts, Boston, the Nelson-Atkins Museum of Art (Kansas City, Missouri), the New York Historical Society (New York City), the Parrish Art Museum (Southampton, New York), the Smith College Museum of Art (Northampton, Massachusetts), the United States Capitol Art Collection (Washington, D. C.), the Walters Art Museum (Baltimore, Maryland), the Frances Young Tang Teaching Museum and Art Gallery at Skidmore College (Saratoga Springs, New York), and the Watson Gallery (Wheaton College, Norton, Massachusetts) are among the public collections holding work by Régis François Gignoux.

"A dramatic, newly restored 1843 painting of the interior of Mammoth Cave by Marie-Francois-Regis Gignoux has been restored as part of the conservation program for the Henry Luce III Center for the Study of American Culture at the New-York Historical Society opening in November [2000]. …In his dramatically lit interior view of Mammoth Cave, Gignoux looks from deep in the cave across the so-called "Rotunda" toward the entrance, which is illuminated by an almost mystical light from the outside. From the War of 1812 onward nitre (lime nitrate) used in making saltpeter, one of the essential elements for gunpowder, was mined and prepared from bat guano in the Rotunda. …" Currently, Mammoth Cave is touring as part of the The Hudson River School: Nature and the American Vision organized by the New-York Historical Society.

Régis François Gignoux (1816–1882) was a French painter who was active in the United States from 1840 to 1870.

@темы: искусство, художники

---

Алексей Старобинский. История Вселенной в четырех частях.

@темы: поехали!, шоб позырить, yeah, science!, ликвидация безграмотности

---

2:17

@темы: orange is the new black

---

presented without comment

Когда же речь зашла об Украине, Путин вспылил. Обращаясь к Бушу, он сказал: "Ты же понимаешь, Джордж, что Украина — это даже не государство! Что такое Украина? Часть ее территорий — это Восточная Европа, а часть, и значительная, подарена нами!" И тут он очень прозрачно намекнул, что если Украину все же примут в НАТО, это государство просто прекратит существование. То есть фактически он пригрозил, что Россия может начать отторжение Крыма и Восточной Украины". 07.04.2008

~*~*~

@темы: политичное

---

Heaven isn't necessarily palms and white beaches and azure oceans.

@темы: красота из интернета, люблю я лошадей

---

за жизнь

Ощущение, что подходящий лично тебе завтрак значительно улучшает качество жизни.

Еще год назад на даче у Ксюши я попробовала гениальную.. котлету-омлет? Это просто поджаренное яйцо + фарш из индейки + специи по вкусу. Я делаю без специй. у еды есть свой вкус™

Даже и не представляю, как я без этого жила.

Ну и смуззи фруктовый.

Я не знаю, насколько это всё верно с тз ЗОЖ, хотя ощущение, что сил немного прибавилось, но тут еще надо поблагодарить витамины для беременных и донормил, наверное.

Но самое страшное я пока что начать не могу.

А именно: тот самый месяц, когда надо заниматься спортом через силу, несмотря на то, что потом будет плохо, потому что "довольно быстро это пройдет и ты станешь другим человеком".

Ну, все так говорят.

Особенно с учётом того, что (мне надо избавляться от этого оборота) вроде у меня и находят какие-то гормональные сбои, но они не настолько сильные, по-моему, чтобы быть причиной плохого самочувствия.

А еще после нескольких лет чтения джаста я стала бояться таблеток, которые мне, видимо, пропишут.
Короче, надо находить моральные силы на спорт.
Силы, где же вы...

@темы: never mind me, дешевый дневник

---

ей богу, каждый раз, когда я вижу алый рассвет:

@темы: lotr

---

You are 63.9% Good.
You are 20.5% Chaotic.

Alignment: Neutral Good

You do the best good that a person could be expected to do. You are devoted to helping others. You are willing to work with authority figures, but you do not feel any particular allegiance to them.
You are the stereotypical “Benefactor.” You believe in doing good without any particular bias for or against order.
Examples of charactersand people who fit into the same alignment as you include Mother Theresa, Ghandi, Gandalf, Indiana Jones, O-Bi-Wan Kenobi, Luke Skywalker, Harry Potter, Frodo Baggins, and the Dalai Lama.
Description of alignments are adapted from the Revised (v3.5) System Reference Document, and are presented in accordance with the Open Gaming License v1.0a.
http://www.pa.msu.edu/~aaronson/alitest/aintro.html

@темы: прокрастинация, поставьте галочку

---

Культура изнасилования
«В культуре изнасилования женщина отвечает за то, как ведёт себя с ней мужчина, потому что мужчина не может устоять перед её сексуальной силой»

Ознакомившись с текстом, редактор раздела «Корреспонденция» поняла, что насилие везде и во всём, расслабилась и посмотрела в окно. За окном наступала весна…

Термин «культура изнасилования» вызывает у столкнувшихся с ним шоковую реакцию, что, наверное, соответствует сути того явления, которое он обозначает. Это прямая калька с английского: rape culture — явление, уже давно и часто описываемое в западном феминизме. Он используется в рамках гендерных исследований для описания культуры, в которой распространены изнасилование и другие формы сексуального насилия (обычно против женщин) и в которой преобладают мировоззрение, нормы, практики и подача материалов в СМИ, которые нормализуют, оправдывают или поощряют сексуальное насилие. Предположительно термин появился сначала в форме «культура, поддерживающая насилие» в книге Сьюзен Браунмиллер «Против нашей воли: мужчины, женщины и насилие» (1975).

На русский язык это понятие иногда переводят как «культура насилия», но в этом случае его легко спутать с более широким понятием культуры насилия, использующимся в ряде других социологических и антропологических направлений. Предлагался также вариант «культура сексуального насилия», так как «изнасилование» воспринимается как отдельное конкретное действие, а «сексуальное насилие» — как более широкое явление. Однако в рамках этой статьи я буду использовать термин «культура изнасилования», а под «насилием» подразумевать сексуальное или сексуализированное насилие.

Культура изнасилования — это комплекс убеждений, которые поощряют сексуальную агрессию у мужчин и одобряют насилие против женщин. Эта парадигма попустительствует физическому и эмоциональному терроризму против женщин, принимая его как норму. В культуре изнасилования женщины ощущают постоянную угрозу насилия, от сексуальных замечаний до сексуальных прикосновений и до непосредственно изнасилования. Проявления сексизма часто используются для того, чтобы оправдать и рационализировать нормативные мизогенистические практики; например, сексистские шутки способствуют распространению неуважения к женщинам и последующего безразличия к их благополучию, что в конечном счёте делает изнасилование и жестокость по отношению к ним «допустимыми».

В культуре изнасилования считается, что сексуальное желание и сексуальная активность женщины должны быть полностью подконтрольны мужчине; в то же время на женщину возлагается ответственность за действия мужчины, совершённые под влиянием сексуального желания, потому что его провоцирует женская сексуальность. С другой стороны, эта парадигма задаёт жёсткие рамки для восприятия и проявления мужской сексуальности, вплоть до того, что подталкивает мужчину к нежелательному сексу. Таким образом, это явление непосредственно связано с гендерными ролями и губительно и для женщин, и для мужчин, ограничивая их самовыражение и причиняя им психологический вред.

Общие черты

— В культуре изнасилования редко говорят о том, что 1 из 6 женщин хотя бы раз подвергается сексуальному нападению. В то же время стараются не говорить о том, что многие женщины за свою жизнь подвергаются сексуальному насилию неоднократно.

— Культура изнасилования — это объектификация женщин, часть процесса дегуманизации, в результате которого получение согласия становится ненужным. В культуре изнасилования женские тела рассматриваются как общественная собственность; результат этого — домогательства на улицах и сексуальные прикосновения в общественном транспорте.

— В культуре изнасилования наличие у женщины сексуального опыта автоматически означает, что она хочет заниматься сексом в любое время и с любым мужчиной, который изъявляет такое желание, если только она не «принадлежит» конкретному мужчине — тогда он имеет эксклюзивные права на её тело в соответствии с собственными желаниями.

— В культуре изнасилования женщина отвечает за то, как ведёт себя с ней мужчина, потому что мужчина не может устоять перед её сексуальной силой.

— В культуре изнасилования жестокость считается сексуальной, а сексуальность жестокой. Изнасилование считается комплиментом, проявлением неудержимой страсти, которую красивая женщина пробуждает в здоровом мужчине, так что он не может противостоять желанию сорвать с неё одежду, впечатать её в стену, или в чугунную ограду, или в капот машины, или дёрнуть за волосы, или швырнуть на кровать, или воплотить один из миллиона других образов сексуальной драки, которые тиражируются в фильмах, телепередачах, на обложках любовных романов и изображают проявления жестокости как неотъемлемую часть (гетеросексуальной) сексуальности.

— Культура изнасилования связана с военизированной культурой и является «естественным продуктом всех войн, во всём мире, во все времена и во всех формах». Изнасилование используется в качестве оружия, инструмента войны, геноцида и притеснения.

Категоризация

— В культуре изнасилования бытует мнение, что только определённые типы людей подвергаются насилию. Так, все знают, что сексуальных работников не насилуют. Муж не может изнасиловать жену, ведь секс с ним — её супружеский долг. Если женщина ведёт «неидеальный» образ жизни, занимается добровольным сексом или просто производит «не то» впечатление, насилие над ней «не считается». На самом деле насилуют сильных и слабых, умных и глупых, тех, кто сопротивляется, и тех, кто подчиняется, чтобы всё быстрее закончилось, шлюх и ханжей, богатых и бедных, высоких и маленьких, толстых и худых, слепых и зрячих, глухих и слышащих, людей любой расы, формы, размера, состояния здоровья и стиля жизни.

— Культура изнасилования игнорирует то, что единственный общий знаменатель между насильниками — то, что они насилуют. Считается, что славные парни не насилуют; лучшие друзья не насилуют; хорошие отцы не насилуют; гениальные художники не насилуют.

— Существует общеизвестная классификация насильников. Есть «нормальные» насильники, чьё преступление обычно сходит им с рук под лозунгом «Мальчики перебесятся», — мужчины, которые принуждают к сексу привлекательных женщин своего возраста, здоровых, так что их преступление оказывается понятным другим мужчинам, их оправдателям и защитникам. И есть «настоящие психи» — это мужчины, которые насилуют детей, пожилых женщин, инвалидов, лежащих в коме, всех тех, кто не может сопротивляться, секс с кем трудно представить как возбуждающий (в отличие от изнасилования «красоток», которое так легко превратить в фантазию о сексуальной драке, когда женщина кричит, дёргается и наконец поддаётся «льстящему ей» изнасилованию).

— В культуре изнасилования распространено определённое представление об изнасиловании: популярен образ насильника-незнакомца, выпрыгивающего из-за кустов в тёмном переулке. Этот образ закреплён в общественном сознании, хотя статистика показывает, что женщин в три раза чаще насилуют знакомые, в девять раз вероятнее, что насилие совершается в доме женщины, доме знакомого или где угодно, но не на улице, и самый распространённый тип изнасилования — так называемое изнасилование на свидании.

Обвинение жертвы

— В культуре изнасилования тратится невероятно много времени на то, чтобы обвинить жертву в том, что её изнасиловали, и оправдать насильника.

— Культура изнасилования отказывается признавать, что единственное, что объединяет всех жертв насилия, — невезение. Что единственное, что можно сделать, чтобы избежать изнасилования, — никогда не оказываться рядом с насильником. Что это абсурдное и нерациональное требование, потому что насильники не представляются, не носят значков и не светятся фиолетовым.

— В культуре изнасилования на жертву возлагают ответственность за предотвращение насилия. В культуре изнасилования женщинам рекомендуют заниматься самообороной, как будто это единственное решение для предотвращения насилия. В культуре изнасилования женщинам советуют «проявлять здравомыслие», или «быть ответственными», или «осознавать риск», или «избегать таких мест», или «так не одеваться», но забывают посоветовать мужчинам не насиловать.

— В культуре изнасилования постоянная угроза сексуального нападения влияет на повседневные действия женщин. В культуре изнасилования девочек и женщин учат быть внимательными к тому, что вы носите, как носите, как ведёте себя, где ходите, когда ходите, с кем ходите, кому доверяете, что делаете, где делаете, с кем делаете, что пьёте, сколько пьёте; кому смотрите в глаза, если одна, если с незнакомым, если в группе, если в группе незнакомых людей, если темно, если место незнакомое; если что-то несёшь, как несёшь, какая на тебе обувь на случай, если придётся бежать, какая сумочка с собой, какие украшения надеты, сколько времени, что за улица, какая обстановка; со сколькими людьми ты спала, с какими людьми ты спала, кто твои друзья, кому ты даёшь свой телефон; кто рядом, когда приходит курьер с доставкой; можно ли посмотреть, кто стоит за дверью; прежде чем открывать, необходимо проверить, кто пришёл; прежде чем открыть курьеру, завести собаку или имитатор лая; не жить одной, брать уроки самообороны, всегда быть начеку, всегда быть внимательной, всегда за всем следить, всегда быть готовой и никогда не расслабляться даже на секунду, иначе тебя изнасилуют, а если ты не следуешь всем правилам, то сама виновата.

Недоверие к жертве

— В культуре изнасилования есть представление о «типичном» поведении после изнасилования и не признаётся то, что реакции на изнасилование так же различаются, как жертвы. После изнасилования одни женщины впадают в состояние шока, а другие способны здраво мыслить; одни испытывают гнев, а другие — стыд; одни стоически терпят, другие замыкаются в себе, а третьи бьются в истерике; некоторые переживают перепады настроения. Одни женщины хотят заявить об изнасиловании, а другие не хотят. Одни женщины ведут здоровую половую жизнь, а другие не могут её вести.

— В культуре изнасилования распространено убеждение, будто жертве изнасилования, которая о нём заявляет, сразу верят и оказывают необходимую поддержку. Не признаётся реальность — что заявление об изнасиловании требует огромных душевных усилий, что это трудный процесс, который может вызывать неловкость, стыд, боль, раздражение и часто не приносит удовлетворительного результата. Игнорируется тот факт, что для заявления об изнасиловании мало мотивации: это ужасный опыт, а вероятность добиться справедливости невелика.

— В культуре изнасилования постоянно говорят о том, что некоторые заявления об изнасиловании ложные, хотя они не так часты, как ложные заявления об угоне машины. Существованием ложных заявлений об изнасиловании оправдывают неверие любой жертве изнасилования.

— В культуре изнасилования об изнасилованиях молчат по всей стране, в том числе и в домах жертв. Считается, что пережитого изнасилования нужно стыдиться. В культуре изнасилования семьи распадаются из-за обвинений в насилии, которым не верят, которые игнорируют или которые загоняются в тёмные шкафы со скелетами, в тайну и молчание.

— В культуре изнасилования люди, которые обязаны вас защищать от него, вместо этого насилуют: родители, учителя, врачи, священники, полицейские, солдаты и преподаватели самообороны.

Патриархальный гетеросексизм

— В культуре изнасилования гетеросексуальность считается нормой. Культура изнасилования опирается на биологическое объяснение собственного существования, и потому существование однополых отношений, особенно не воспроизводящих гетеросексистскую модель, а строящихся на принципах равноправия, для неё неприятно и опасно. Она не приемлет возможность отношений, в которых нет динамики доминирования и подчинения, основанной исключительно на гендерной принадлежности.

— Культура изнасилования объединяет гомосексуальность с недобровольными сексуальными практиками, такими как педофилия и зоофилия.

— Проявление мужчинами черт, стереотипно считающихся женскими, и наоборот, вызывает отрицательную и агрессивную реакцию, потому что подрывает динамику доминирования, которая культивируется в культуре изнасилования.

— В культуре изнасилования 1 из 33 мужчин подвергается сексуальному нападению. Культура изнасилования поощряет мужчин использовать язык изнасилования для того, чтобы устанавливать власть друг над другом («ты будешь моей сучкой»). Культура изнасилования делает изнасилование неотъемлемой частью установления взаимоотношений в мужских субкультурах. Культура изнасилования позволяет игнорировать давно назревшую необходимость тюремной реформы отчасти потому, что угроза изнасилования в тюрьме считается приемлемым средством устрашения для потенциальных преступников, а угроза работает только тогда, когда мужчин действительно насилуют.

— Изнасилование используется как средство «лечения» лесбиянок от гомосексуальности.

Подмена понятий

— В культуре изнасилования настойчиво пытаются классифицировать сексуальное насилие, разделяя его на более и менее «серьёзные» формы, с помощью таких терминов, как «серое изнасилование» или «изнасилование на свидании».

— В культуре изнасилования мужчины смело заявляют о готовности принудить женщину к сексу и даже признаются, что совершали это в прошлом, если при этом не использовать слово «изнасилование».

— В культуре изнасилования размыты границы между настойчивостью и принуждением. В культуре изнасилования ограничение способности дать согласие (с помощью алкоголя, угрозы и тому подобного) считается естественным способом добиться сексуального взаимодействия.

— В культуре изнасилования шутка «Если женщина говорит «нет», она имеет в виду «да» считается руководством к действию.

— В культуре изнасилования есть правило, согласно которому женщина не может отозвать своё согласие, если сексуальное взаимодействие началось.

— В культуре изнасилования считается, что нефизическое сексуальное насилие, такое как подсматривание, никак не связано с жестокими физическими сексуальными нападениями, вместо того чтобы считать его частью сексуального нападения.

— В культуре изнасилования преуменьшается серьёзность любого сексуального нападения, попытки сексуального насилия или культуры реального или потенциального принуждения.

Массовая культура

— Культура изнасилования — это шутки об изнасиловании: на футболках, в университетских газетах, в домашнем видео солдат, на радио, в новостях общественных каналов, в журналах, в спаме, в рекламе детских фильмов, на страницах юмора, в телепередачах, на Хеллоуин, в интернет-записях знаменитостей, в интернет-записях рядовых людей, в заголовках новостей, на сцене клубов, в политике, в женских передачах, в фильмах, в мультиках, в ночных клубах, на MTV, в ночных телешоу, на татуировках, на юмористической эстраде, на сайтах, на показах премий, в интернет-конкурсах, в трейлерах фильмов, на автобусах, на зданиях учреждений культуры…

— В культуре изнасилования сексуальное насилие является развлечением и показывается в качестве такового в фильмах, телепередачах, книгах и видеоиграх.

— В культуре изнасилования телепередачи и фильмы исключают изнасилование из ситуаций, где в реальной жизни оно было бы постоянной и серьёзной угрозой.

— В культуре изнасилования людей, которые сопротивляются мусору культуры изнасилования, называют чересчур чувствительными, вместо того чтобы считать людей, которые поддерживают культуру изнасилования, недостаточно чувствительными.

Итог

— Культура изнасилования — это множество способов, которыми изнасилование открыто автоматически поддерживается и поощряется, проникая во все уголки культуры, настолько глубоко, что людям трудно понять, что такое культура изнасилования.

Это далеко не весь список. Это только верхушка огромного айсберга.

Культура изнасилования невидима, потому что она пронизывает всю структуру общества. Находятся те, кто заявляет, что в этом случае незачем пытаться что-то менять. В культуре изнасилования мужчины и женщины принимают сексуальное насилие как обыденный факт, неизбежный, как смерть и налоги. Однако это насилие не предопределено ни биологией, ни богом. Большая часть того, что мы считаем неизбежным, на самом деле является следствием ценностей и мировоззрения, которые можно изменить.

www.chaskor.ru/article/kultura_iznasilovaniya_1...

@темы: феминизм, rape culture, социальное

---

18.07.2014 в 09:58

Пишет  Diary best:

Шрамы в воспитании
Пишет  Юджин Аллертон:

Шрамы в воспитании: 12 директив
Прекрасная статья, хорошо по ней отлавливать тараканов.

А у вас какие работали?

>> Нерешённые душевные проблемы родителей передаются детям, причём в усугублённом виде. Происходит эта передача путём внушения от родителя к ребёнку в раннем детстве в форме директив — скрытых приказаний, неявно сформулированных словами или действиями.

Американские психологи Роберт и Мери Гулдинг построили концепцию о том, что многие нерешённые душевные проблемы родителей передаются их детям, причём в усугублённом виде. Происходит эта передача путём внушения от родителя к ребёнку в раннем детстве. Мы можем научить другого только тому, чем владеем сами. Так и родители передают своим детям «родительские директивы» о том, как нужно жить, относиться к людям и обращаться с собой. Гулдинги выделили 12 таких директив, но на самом деле каждая директива имеет несколько вариантов, которые неизбежно увеличивают это количество. Итак, что же такое директива и как распознать её в потоке обыденной жизни?

Это скрытое приказание, неявно сформулированное словами или действиями родителя, за неисполнение которого ребёнок будет наказан. Не явно (поркой или подзатыльником, молчаливым шантажом или руганью), а косвенно — собственным чувством вины перед родителем, давшим эту директиву. Причём истинные причины своей вины ребёнок (а часто и взрослый — ведь мы так же управляем друг другом с помощью директив) не может осознать без посторонней помощи. Ведь именно исполняя директивы, он чувствует себя «хорошим».



Первая, и самая жёсткая директива — «Не живи»

Одни родители пытаются воспитывать непослушного ребёнка, ведя с ним душещипательные беседы на тему «Как много проблем ты нам принёс, появившись на свет». Они любят говорить: «Когда ты родился, нам пришлось очень трудно», «Никто нам не помогал с твоим воспитанием, мы работали, а тебя надо было кормить и водить в детский сад» или «Если бы не твоё рождение, мама смогла бы стать хорошей актрисой». Другие родители, не в силах остановить расшалившегося ребёнка, бросают в сердцах: «Чтоб тебя разорвало, поганец», «Чтоб ты провалился». Третьи, со свистом взмахивая ремнём, наказывают маленького хулигана и цедят сквозь зубы: «Будешь слушаться? Мне не нужен такой непослушный ребёнок!». И те родители, и другие, и третьи совершенно беспомощны в своём воспитании ребёнка. Пытаясь «спрятать» неприятные ощущения злости, боли и обиды на мир за подобными фразами, родители вкладывают в ребёнка директиву «не живи». Не нарочно, а просто родители по-другому не умеют. В своё время их родители приучили их к послушанию тем же способом. Вкладывая чувство вины, связанной не с какими-то поступками, а с самим фактом существования ребёнка в жизни матери или отца. И теперь уже они, повзрослев и родив ребёнка, пытаются управлять им тем же способом. К сожалению.

Что «слышит» ребёнок от любимой маменьки, говорящей: «Уйди с глаз моих, одни проблемы с тобой?». Дети все воспринимают буквально, и он бессознательно решает: «Мама не хочет меня видеть. Лучше бы я умер, это избавит от всех проблем». Как можно умереть, ребёнок ещё не знает, но мамино приказание нужно выполнять (ведь мама большая, и знает, как правильно?). Поэтому для него выходом из сложной ситуации могут стать частые травмы, которые с ним происходят «случайно». Вот откуда берутся постоянно рваные штаны и разбитые детские коленки, а также ссадины и царапины. Что уж говорить о вывихах и переломах? Так как звучит этот приказ для ребёнка в течение всей жизни, то, повзрослев, он будет находить и другие способы бессознательного саморазрушения (ну, про это ты уже знаешь — алкогольная и наркотическая зависимость).

Хроническая вина «Я мешаю маме, я ей что-то должен» приводит к тому, что ребёнок не может нормально приспособиться к жизни. Ощущение своей «нехорошести», стремление доказывать себе, что «я есть, я что-то значу» толкают ребёнка на хулиганское поведение вне дома. Хотя дома такие запутавшиеся дети обычно ведут себя тише воды, ниже травы. Сколько раз мы слышали от своих знакомых про их детей: «Надо же, такой тихий и спокойный ребёнок, прекрасно учился, и вдруг...». И невдомёк маме, что её ребёнку проще чувствовать себя виноватым за разбитое стекло или нос, чем испытывать постоянное чувство вины вообще неизвестно за что.

Возможен и другой вариант следования директиве «не живи». Ребёнок так терзается своей непонятной виной перед родителями, что не может сделать ни одного шага в сторону без их руководящих указаний. Став взрослым, он так и не может реализовать свои способности в разных сферах жизни. Потому что привык думать в детстве «Без мамы я — ничто». Он совершенно беспомощен и не способен справиться с трудностями сам, так как мама с её наставлениями дышит ему в затылок.

Разные пути послушного следования этой директиве можно объяснить тем, что родители, давая директиву, как бы смещают акцент «не живи». Один ребёнок воспринимает этот приказ «не живи», как «Твоя жизнь мешает моей жизни». Другой же понимает —«Не живи своей жизнью, а живи моей жизнью». В любом случае прямое восприятие этой директивы тяжело, и он может попытаться выйти из-под её категоричности, добавив к приказу частицу «если». То есть «Я могу жить, если не буду обращать внимания на то, о чем меня тайно просит мама (или папа)». И тут ребёнок попадает в область какой-либо из остальных директив, носящих более частный характер.

Итак, после «если» можно добавить одну из следующих директив.



Вторая директива — «Не будь ребёнком»

«Помню, в детстве я очень гордилась, когда мама говорила мне «Ты уже большая». Также я злилась и капризничала, когда у меня что-то не получалось. Я знала, мама будет мной недовольна. Может быть, даже рассердится и обязательно скажет: «Ну, вот. Ты, оказывается, ничего сама не умеешь делать. Пора бы тебе становиться самостоятельнее». Мне не нравилось играть с другими ребятами, я сидела дома и читала книжки. Я очень хотела побыстрее стать взрослой, умной и самостоятельной, чтобы во всем помогать маме. Мне это удалось — я стала взрослой. Но иногда, вспоминая детство, я думаю, что мама была не совсем права. Тот ребёнок, который до сих пор живёт во мне, и сейчас боится попросить мороженого. У себя, у мужика, у жизни». Эти горькие слова я услышала как-то раз от своей очень уважаемой мной подруги. Человека решительного и серьёзного, ответственного и не боящегося проблем, но совершенно не умеющего наслаждаться жизнью.

Эта грустная история чужой жизни очень чётко описывает проявления директивы «не будь ребёнком». Человек, получивший от родителей этот приказ, в детстве все время пытается «подрасти». А став взрослым, никак не может научиться полноценно отдыхать и расслабляться, так как чувствует вину за свои «детские» желания и потребности. Ко всему прочему, у такого человека стоит жёсткий барьер в общении с детьми. Своими или чужими, неважно. Разделять их интересы и жить одной с ними жизнью такой человек не умеет. Ему проще вовлекать ребёнка в свою взрослую жизнь, передавая тому директиву «не будь ребёнком». «Что ты ведёшь себя, как маленький», «Ты уже большая, чтобы так поступать», «Ты — моя единственная опора». Невольно этот человек описывает ребёнку состояние «взрослости» как что-то очень хорошее, а состояние «детскости» как то, чего нужно бояться и чего избегать.

Что делать, обнаружив у себя подобную директиву? Разрешите себе свои самые заветные детские желания. Например, купите себе мягкую игрушку, балуйте себя разными вкусностями, фруктами и конфетами. Сооружайте «тайники» и прячьте в них то самое, «заветное», проверяя иногда, на месте или нет. Покажите жене язык, если она скажет, что ты сошёл с ума.



Третья директива — «Не расти», «Не оставайся маленьким» (противоположна предыдущей).

Мы — дети. Дети своих родителей, которые часто не хотят, чтобы мы выросли. Почему? А что они тогда будут делать, если мы подрастём и уйдём от них? Как они смогут жить? Кому станут помогать, кого воспитывать? То, что они когда-то поженились, потому что хотели жить вместе, уже забыто. И сейчас некоторые родители осознают свою ценность только в исполнении роли «хорошего отца» или «хорошей матери». Как горько смотреть в будущее, думая: «Вот повзрослеет сынок (дочка), создаст свою семью, и я уже никому не буду нужен»? Страшась такой участи, родители и внушают нам, а потом и мы своим детям, директиву «не расти». «Детство — самая счастливая пора жизни, не торопись взрослеть», «Играй, пока маленький, вот подрастёшь...», «Мама тебя никогда не бросит» и так далее. Последствия этих «невинных» фраз довольно печальны. Ребёнок, получая директиву «оставайся маленьким», решает, что родители не будут его любить, если он подрастёт. «Ладно, я останусь маленьким и беспомощным, если этого так хочет мама». Это решение часто проявляется потом в голосе манерах, поведения, движениях. Такой человек действительно кажется совсем маленьким. Он не умеет поддерживать отношения с теми, кто ему нравится («мама это не одобрит»). Боится заниматься любимым делом, завести собственную семью («папочка может быть против»). Словом, ребёнок, получивший директиву «не расти», так никогда и не вырастет, отдавая свою взрослую жизнь родителям.

Как быть, если хочешь оставить эту директиву «с носом»? Помни, что ты, и только ты, имеешь право на собственное взросление. Учись принимать ответственность за свои действия. Ведь наверняка не все, что нравится тебе, нравится и твоим родителям? Но ты же как-то приучился с ними справляться и отстоял свою «страсть». Перенеси это умение отстаивать и на все остальные ситуации.



Четвертая директива — «Не думай».

Приказ «не думай» может передаваться родителем, который постоянно принижает способности ребёнка мыслить. «Не умничай!», «Не уходи в абстракции», «Не рассуждай, а делай». Возможны также и другие варианты: «Не думай о чем-то определённом» (о проблеме, деньгах, какой-то семейной тайне и пр.) и «Не думай о своих проблемах, думай о моих проблемах» (например, «Зачем тебе забивать себе голову всякой ерундой? Подумай лучше о том, что я тебе говорю»).

Привыкая жить по принципу «много думать вредно», люди часто совершают необдуманные поступки и потом удивляются, как они могли это сделать. Они не способны решать трудные проблемы и часто чувствуют себя из-за этого не в своей тарелке. Если же им в голову и приходят какие-либо странные мысли, они заглушают их алкоголем ,отчаянным спортом или «безумными» развлечениями. Если ты привык «действовать, а не рассуждать», попробуй увеличивать паузу между возникновением ситуации и своими поступками в ней. Остановись и рассмотри ситуацию как бы со стороны.



Пятая директива — «Не чувствуй».

Это послание может передаваться родителями, которые сами привыкли сдерживать свои чувства. Запрещая ребёнку испытывать эмоции гнева или страха, они оказывают малышу медвежью услугу. Он приучается «не слышать» сигналы своего тела и души о возможных неприятностях, (ведь страх, например, предупреждает об опасности, а гнев помогает снять излишнее напряжение). Впоследствии это может стать причиной очень серьёзных заболеваний. «Не дрожи от холода, ты же мужчина», «Не сахарный— не растаешь», «Большие мальчики не плачут», «Как ты можешь бояться собаку ,она не кусается», «Потерпи, не показывай свою боль» — говорит мама или папа. «Ой, — думает ребёнок, — показывать эмоции — это плохо, чувствовать — нельзя». И перестаёт чувствовать. А мы потом удивляемся его «равнодушию» или «бессердечию», хотя на самом деле он, как «настоящий мужчина», зажал чувства в кулаке. В силу своей низкой чувствительности такие люди нередко могут оказаться жертвами несчастного случая, склонны «запускать» болезни. Распространённое заболевание среди них — ожирение. Это объясняется тем, что физические ощущения их обманывают. А поддаваться этому обману они начали в детстве, приняв родительское требование «есть нужно все, что дают». Результат — утрата чувства насыщения за стремление быть послушным и не огорчать маму. Как тебе исправить эту директиву? Совет один — чувствовать. Прислушиваться к своему телу и выполнять его желания. Не бояться своих эмоций.



Шестая директива — «Не достигай успеха».

Видя успехи своих детей, мы ощущаем родительскую гордость. Однако часто, радуясь за ребёнка, мы бессознательно завидуем, ведь ему удаётся то, чего в своё время не смогли достичь мы. «Мы сами не могли получить высшее образование, но отказываем себе во всем только ради того, чтобы ты закончила институт» — в основе этой фразы лежит наша родительская зависть. Иногда мы из самых лучших побуждений предостерегаем ребёнка: «Не делай этого, у тебя ничего не получится, и тебе будет плохо». К сожалению, так мы внушаем детям «не достигай успеха».

Ребёнок под влиянием этой директивы обычно хорошо учится в школе и старательно выполняет все задания, однако в критический момент экзаменов «почему-то» заболевает или не может решить задачу. Став взрослым, такой человек с отчаянием замечает, что его как бы преследует злой рок. Все, во что он вкладывает свои силы, неожиданно «лопается» по не зависящим от него обстоятельствам. Он никак не может завершить начатое. Он, конечно, не догадывается, что подобные шутки играет с ним его бессознательное, настоятельно напоминающее, что достигать успеха — это приносить родителям несчастья и зависть. Одним из способ решения этой проблемы может стать такая простая штука, как доброжелательный свидетель. Присутствие такого свидетеля на заключительном этапе любого важного дела, как ни странно, позволяет ощущать себя в безопасности от чужой зависти.



Седьмая директива — «Не будь лидером».

Смысл её понятен: «не лезь», «не высовывайся», «будь, как все». Родители, посылающие этот приказ, боятся играть ведущую роль, теряются при публичных выступлениях, пожизненно ходят в подчинённых на работе и дома, отказываются просить то, что хотят. Им не светят ни продвижение по службе, ни выгодные предложения. Всю свою жизнь они проводят тихо, как мыши, лишь бы их не заметил толстый и жадный кот. Родители, давая эту директиву, как правило, действуют из самых лучших побуждений. Зачем давать повод для злословия и зависти другим людям? Не надо, малыш, не лезь, а то что они скажут?

Так как основная проблема людей с этой директивой — уход от любой ответственности, тебе, чтобы от директивы избавиться, нужно делать все наоборот. Не так, как советовали тебе родители. Высовывайся. Лезь. Научись выступать на людях, отстаивай свои убеждения. Забудь про свою застенчивость и страх ошибок. Прими ответственность за свою жизнь на себя.



Восьмая директива — «Не принадлежи».

«Ты у меня такой застенчивый, такой трудный», «Ты не такой, как все», — всячески подчёркивают родители, передавая ребёнку приказ «не принадлежи». Смысл этой директивы можно расшифровать таким образом: «Не принадлежи никому, кроме меня, ведь ты — исключительный». Причина такого поведения родителей заключается в том, что они сами боятся общаться с другими людьми. Человек, подчиняющийся этому приказу, чувствует себя чужим среди людей, и поэтому другие часто несправедливо считают его нелюдимым и замкнутым. Чувство «отдельно от всех» всегда будет тянуть этого человека в родительскую семью, так как среди прочих людей ему «холодно и одиноко».

Полностью освободиться от этой директивы можно в ситуации группового противостояния какой-либо угрозе, когда возникающее чувство солидарности и товарищества замещает детские переживания. Другой вариант освобождения — крепкий и надёжный брак.



Девятая директива — «Не будь близким», «не доверяй».

Данная директива похожа на предыдущую, но проявляется не среди других людей, а в отношениях с одним человеком. Фразы родителей «Никому не доверяй, все люди обманщики», «Верь только мне (родителю)» имеют общий смысл примерно такой: «Любая близость опасна, если это не близость со мной». Получив эту директиву, ребёнок делает вывод, что весь мир опасен, и никому нельзя доверять. Принося подобные решения во взрослую жизнь, такой человек может постоянно подозревать окружающих его людей в предательстве. У него будут трудности в эмоциональных и сексуальных отношениях. Нередка для него и роль «жертвы», которую противоположный пол постоянно обманывает и бросает. Подозрительность мешает этим людям не только в личной жизни, но и в налаживании деловых контактов. Пытаясь хоть как-то компенсировать своё недоверие к миру, такой человек будет пытаться все контролировать.

Что можно посоветовать человеку с этой директивой? Учиться анализировать ситуации: где, кому и до какой степени можно доверять. И ... доверять.



Десятая директива — «Не делай».

Сверхзаботливые и осторожные родители не позволяют ребёнку совершать многие обычные поступки. Не трогай кошку — поцарапает. Не лазай по деревьям — упадёшь. Не катайся на роликах — разобьёшься. Объятые страхом родители волнуются по поводу любого поступка ребёнка, приговаривая: «Подожди, не делай этого. Обдумай хорошенько, а вдруг...». В результате ребёнок боится принимать какие-либо решения самостоятельно. Не зная, что безопасно, а что делать никак нельзя, он испытывает трудности в начале каждого нового дела. Естественно, ребёнок даже не догадывается, что его страхи — лишь послушное следование директиве, смысл которой: «Не делай сам, это опасно. Подожди меня».

Что делать «несчастному обладателю» директивы? Начинай все новые дела смело, не боясь никаких последствий, но... делай это при свидетелях. Помнишь совет обладателю директивы «не достигай успеха»? Все точно также, только слово «заканчивать» меняется на слово «начинать». Доброжелательный свидетель поможет тебе начать любое дело. Вместе с тобой пойдёт в тренажёрный зал или устраиваться на новую работу. Он не позволит тебе остаться «наедине» с этой директивой.



Одиннадцатая директива — «Не будь самим собой».

Человек с этой директивой постоянно не удовлетворён собой. Он все время хочет быть похожим на кого-то другого. На идеального спортсмена, идеального родителя. Про таких людей ещё говорят, что они слишком критичны к себе Больше, чем к другим. Именно так, ведь ему надо постоянно превосходить других людей. Хотя бы и по высоте требований, предъявляемых к себе, если по другому критерию не получается. Такие люди живут в состоянии мучительного внутреннего конфликта. Будучи постоянно неудовлетворёнными собой и мотивированными завистью к кому-то или чему-то, они начинают убегать от самих себя, так как убеждены, что чужое всегда лучше своего собственного. Эту зависть к чужому привили им родители, как всегда желающие «только добра». «Будь похожим на...», «Стремись к идеалу», «Почему Анечка (Петенька) это может, а ты — нет?», «Вот Диночка уже шьёт и вяжет, а ты до сих пор пуговицу пришить не можешь». И так далее. Родители хотели приучить ребёнка двигаться вперёд, быть самостоятельным и настойчивым. Но «нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся», все получилось не так, как они хотели. Ребёнок стал постоянно в себе сомневаться, и завидовать другим людям. Более удачливым, более сильным, хватким. Так сказать, идеальным людям. Результат понятен — комплексы неполноценности и превосходства в чистом виде.

Второй вариант директивы мог передаваться родителями, если они были недовольны полом родившегося ребёнка. Предположим, ожидали мальчика, а родилась девочка. В этом случае их любые фразы «Жалко, что ты не мальчик, а то...», «Да, не тот у меня ребёнок родился» заставляют ребёнка чувствовать себя ущербным, как бы родившимся не по праву. Чтобы избавиться от этого неприятного чувства и порадовать родителей, ребёнок начинает быть похожим на того, кем, по его представлению, видят его родители. Мальчиком — так мальчиком, девочкой — так девочкой. Хоть ежом или лягушкой, лишь бы родители были довольны. Главное, не собой.

Как поступить человеку с этой директивой? Работать над повышением самооценки и перестать тянуться к недосягаемым идеалам. Ты знаешь, что принцессы тоже какают? Представь, какие у них при этом лица. Я думаю, вовсе не идеальные.

Двенадцатая директива — «Не чувствуй себя хорошо».

Часто, когда ребёнок болеет, родители желают его подбодрить. Они говорят ему ласковые слова и хвалят за малейшие поступки. «Надо же, ты такой слабенький, а смог выпить стакан воды». Или «Удивительно, что при такой температуре этот ребёнок ещё ухитряется делать уроки». Ребёнок, получивший эту директиву, приучается, с одной стороны, к мысли, что болезнь привлекает к нему всеобщее внимание, а с другой — к ожиданию, что плохое самочувствие повысит ценность любого его поступка. Так зарабатывается комплекс больного. Эти люди не симулируют болезнь, они просто используют своё здоровье для получения психологической выгоды. «Болезнь — это хорошо, так как позволяет чувствовать себя хорошим», — подсознательно считают они. Жаль только, что эти люди довольно быстро умирают, организм ведь не резиновый — постоянно болеть не может.

Что я могу посоветовать? Найди другие способы почувствовать себя замечательным. Хватит отравлять другим людям жизнь своими болячками.

На этом концепция 12 директив заканчивается. Сейчас, когда вы уже немного больше знаете о своих проблемах, у вас могут возникнуть разные чувства. Не спешите их давить и прятать. Дайте себе их прочувствовать.

Вас возмутило предположение Роберта и Мери Гулдингов о том, что родители передали вам свои нерешённые проблемы? Вам хочется защитить родителей, сказав в их оправдание что-нибудь типа «они растили меня в трудное время»? Это нормально. Для ребёнка, чувствующего себя продолжением родителей, трудно представить, что его родители «плохи» и «несовершенны». Ведь это значит представить «плохим» и «несовершенным» себя.

Что вы ни чувствовали — гнев или обиду, отчаяние или злость, просто допустите, что с этого момента именно вам принадлежит делать выбор, делать или не делать что бы то ни было. Если у вас есть ребёнок, не надо теперь бояться что-либо ему говорить. Избежать директив, будучи родителем, невозможно. Все равно что-то, да промелькнёт. Постарайтесь быть не столь категоричными в своих требованиях к ребёнку. Дайте ему понять, что вы оба не роботы, и можете чувствовать, делать и ошибаться. Помните, что наша зависимость от родительских директив, не фатальна. Мы можем изменять свои решения.

Не свое | Не Бест? Пришли лучше!

@темы: мой психолог такую же мне давал, только текст немного другой, особенно круто находить у себя противоречащие, псих

---

Во время терактов и катастроф всегда вылезает такое дополнительное количество всякой гадости, что не ясно, что собственно травмирует: трагедия или реакция кружающих на неё.
Во-первых, конечно же, журналисты.
Граждане, почему вы считаете допустимым выкладывать фото искареженных тел? Особенно детских.
Уважение к умершим, вообще-то, довольно важный культурный аспект. Как-то так выходит, что если человеческое тело не уважают после смерти, то не уважают и до неё.
Не зря нужно разрешение на то, чтобы использовать еще работающие органы. Не зря умершую мать отключают от аппарата жизнеобеспечения, несмотря на еще живой плод внутри неё.
Есть еще такая штука - пост-травматический синдром. И - я сама была крайне удивлена, узнав это, - он наблюдается у людей, просто смотрящих репортажи о трагедиях. Такие вот мы впечатлительные эмпаты, но в конце концов, мы одни из самых социальных животных. И поэтому нужно стараться соблюдать баланс между информацией и... too much information.
Также всегда важны мотивы. Какой мотив может быть у подобного действия? Шокировать? "Люди должны знать страшную правду"? Я фанат правды, но к чему-нибудь она их побудит? Да нет конечно.
К тому же люди крайне легко привыкают к жестокости, а этот эффект нам точно не нужен.

И во-вторых, та группа людей, которым видите ли не важно, кто виноват, просто людей жалко.
Для меня, как фаната 1. правды и 2. правоохранительной деятельности, это вообще дичь какая-то.
Потому что единственное, что можно сделать и для умерших, и для их близких - найти виновных.
Больше ничего.
Не говоря уже о том, что при попустительстве зло растёт как на дрожжах.
Его никогда нельзя оставлять безнаказанным. Это вроде бы очевидно, но не для всех?...

@темы: социальное

---

я тоже выложу ссылку на видео про настоящую американскую супергероиню www.furfur.me/furfur/all/heroes-furfur/174253-g...

@темы: мотивировочная часть

---

there's a trillion aliens cooler than you

@темы: социальное, there's no one out there

---

Я не очень понимаю, как мне в голове у себя обработать информацию последних дней и часов.
Ощущение, что мир куда-то активно катится. Опять.

@темы: политичное

---

вот послушайте

@темы: music, that's my jam, in other news

---

Больше всего в ремонтах я ненавижу манеру начинать в 8-9 утра и заканчивать к 12-и.
Уже почти 2 недели во всем районе меняют асфальт. Я уже думаю, куда звонить жаловаться на это дело, потому что ад.
То есть они всех разбудят и сваливают.
А ложиться спать в 12-час уже как-то... Так себе. Днем все-таки дела.

@темы: о жизни фрилансера

---

We’re losing all our Strong Female Characters to Trinity Syndrome

Статья о том, что даже наличие Сильного Женского Персонажа не является показателем прогресса. Спойлеры к How to train your dragon 2, The Lego Movie, The Edge of Tomorrow, Pacific Rim, Hobbit DOS и еще чему-то.

There’s been a cultural push going on for years now to get female characters in mainstream films some agency, self-respect, confidence, and capability, to make them more than the cringing victims and eventual trophies of 1980s action films, or the grunting, glowering, sexless-yet-sexualized types that followed, modeled on the groundbreaking badass Vasquez in Aliens. The idea of the Strong Female Character—someone with her own identity, agenda, and story purpose—has thoroughly pervaded the conversation about what’s wrong with the way women are often perceived and portrayed today, in comics, videogames, and film especially. Sophia McDougall has intelligently dissected and dismissed the phrase, and artists Kate Beaton, Carly Monardo, Meredith Gran have hilariously lampooned what it often becomes in comics. “Strong Female Character” is just as often used derisively as descriptively, because it’s such a simplistic, low bar to vault, and it’s more a marketing term than a meaningful goal. But just as it remains frustratingly uncommon for films to pass the simple, low-bar Bechdel Test, it’s still rare to see films in the mainstream action/horror/science-fiction/fantasy realm introduce women with any kind of meaningful strength, or women who go past a few simple stereotypes.
And even when they do, the writers often seem lost after that point. Bringing in a Strong Female Character™ isn’t actually a feminist statement, or an inclusionary statement, or even a basic equality statement, if the character doesn’t have any reason to be in the story except to let filmmakers point at her on the poster and say “See? This film totally respects strong women!”

DreamWorks’ How To Train Your Dragon 2 considerably expands the world introduced in the first film, and that expansion includes a significant new presence: Valka, the long-lost mother of dragon-riding protagonist Hiccup, voiced by Cate Blanchett. The film devotes much of its sweet, sensitive middle act to introducing her, and building her up into a complicated, nuanced character. She’s mysterious and formidable, capable of taking Hiccup and his dragon partner Toothless out of the sky with casual ease. She’s knowledgable: Two decades of studying dragons means she knows Toothless’ anatomy better than he does. She’s wise. She’s principled. She’s joyous. She’s divided. She’s damaged. She’s vulnerable. She’s something female characters so often aren’t in action/adventure films with male protagonists: She’s interesting.
Too bad the story gives her absolutely nothing to do.
There’s been a cultural push going on for years now to get female characters in mainstream films some agency, self-respect, confidence, and capability, to make them more than the cringing victims and eventual trophies of 1980s action films, or the grunting, glowering, sexless-yet-sexualized types that followed, modeled on the groundbreaking badass Vasquez in Aliens. The idea of the Strong Female Character—someone with her own identity, agenda, and story purpose—has thoroughly pervaded the conversation about what’s wrong with the way women are often perceived and portrayed today, in comics, videogames, and film especially. Sophia McDougall has intelligently dissected and dismissed the phrase, and artists Kate Beaton, Carly Monardo, Meredith Gran have hilariously lampooned what it often becomes in comics. “Strong Female Character” is just as often used derisively as descriptively, because it’s such a simplistic, low bar to vault, and it’s more a marketing term than a meaningful goal. But just as it remains frustratingly uncommon for films to pass the simple, low-bar Bechdel Test, it’s still rare to see films in the mainstream action/horror/science-fiction/fantasy realm introduce women with any kind of meaningful strength, or women who go past a few simple stereotypes.
And even when they do, the writers often seem lost after that point. Bringing in a Strong Female Character™ isn’t actually a feminist statement, or an inclusionary statement, or even a basic equality statement, if the character doesn’t have any reason to be in the story except to let filmmakers point at her on the poster and say “See? This film totally respects strong women!”

Valka is just the latest example of the Superfluous, Flimsy Character disguised as a Strong Female Character. And possibly she’s the most depressing, considering Dragon 2’s other fine qualities, and considering how impressive she is in the abstract. The film spends so much time on making her first awe-inducing, then sympathetic, and just a little heartbreakingly pathetic in her isolation and awkwardness at meeting another human being. But once the introductions are finally done, and the battle starts, she immediately becomes useless, both to the rest of the cast and to the rapidly moving narrative. She faces the villain (the villain she’s apparently been successfully resisting alone for years!) and she’s instantly, summarily defeated. Her husband and son utterly overshadow her; they need to rescue her twice in maybe five minutes. Her biggest contribution to the narrative is in giving Hiccup a brief, rote “You are the Chosen One” pep talk. Then she all but disappears from the film, raising the question of why the story spent so much time on her in the first place. It may be because writer-director Dean DeBlois originally planned for her to be the film’s villain, then discarded that idea in later drafts. But those later drafts give her the setup of a complicated antagonist… and the resolution of no one at all. (Meanwhile, the actual villain gets virtually no backstory—which is fine, in a way—but it leaves the film unbalanced.)

And Valka’s type—the Strong Female Character With Nothing To Do—is becoming more and more common. The Lego Movie is the year’s other most egregious and frustrating example. It introduces its female lead, Elizabeth Banks’ Wyldstyle, as a beautiful, super-powered, super-smart, ultra-confident heroine who’s appalled by how dumb and hapless protagonist Emmet is. Then the rest of the movie laughs at her and marginalizes her as she turns into a sullen, disapproving nag and a wet blanket. One joke has Emmet tuning her out entirely when she tries to catch him up on her group’s fate-of-the-world struggle; he replaces her words with “Blah blah blah, I’m so pretty.” Her only post-introduction story purpose is to be rescued, repeatedly, and to eventually confer the cool-girl approval that seals Emmet’s transformation from loser to winner. After a terrific story and a powerful ending, the movie undermines its triumph with a tag where WyldStyle actually turns to her current boyfriend for permission to dump him so she can give herself to Emmet as a reward for his success. For the ordinary dude to be triumphant, the Strong Female Character has to entirely disappear into Subservient Trophy Character mode. This is Trinity Syndrome à la The Matrix: the hugely capable woman who never once becomes as independent, significant, and exciting as she is in her introductory scene. (Director Chris McKay sorta-acknowledged the problem in a DailyMail interview presented as “The Lego Movie filmmaker promises more ‘strong females’ in the sequel,” though his actual quotes do nothing of the sort.)
And even when strong, confident female characters do manage to contribute to a male-led action story, their contributions are still more likely to be marginal, or relegated entirely to nurturer roles, or victim roles, or romantic roles. Consider Tauriel in The Hobbit: The Desolation Of Smaug, a wholly invented Strong Female Character ostensibly created to add a little gender balance to an all-male adventure. She’s capable of killing approximately a billion spiders and orcs with elven archery kung-fu, but she only shows any actual personality when she’s swooning over the dwarf Kili, and being swooned over in return by Legolas, in a wearyingly familiar Twilight-esque love triangle. Consider Katee Sackhoff’s Dahl in Riddick, introduced as a tough second-in-command who proclaims early on that she’s no man’s sexual object—unlike the movie’s only other woman, a brutalized, chained rape victim, casually killed to make a point—but given no particular plot relevance. Despite what Dahl says, she’s just sexual spice for the film: She strips for the camera, fights off a rape attempt, smirks through the antihero’s graphically crude come-ons, then decides at the end that she would like to be his sexual object. Consider Alice Eve’s Carol Marcus in Star Trek: Into Darkness, introduced as a defiant, iconoclastic rules-breaker exactly like James Kirk, but ultimately winding up in the story largely so she can strip onscreen and present herself as an embarrassingly ineffectual hostage. Rinko Kikuchi’s Mako Mori in Pacific Rim is weak next to Charlie Hunnam’s Raleigh—her past trauma blocks her from being effective in mecha combat, and endangers everyone around her—but even when she proves her strength, he still has to assert himself by knocking her out and dumping her limp body as he heads off to save the day at the end. Ditto with Tom Cruise’s Jack in Oblivion, who pulls the same move on Julia (Olga Kurylenko), his capable partner.
It’s hard for any action movie to have two or more equal heroes, and the ensemble approach doesn’t work for every story. It’s understandable that for a Hero’s Journey plot to entirely resolve, the hero sometimes has to take the last steps alone. For male heroes, that often means putting independence and self-sacrifice before any other consideration. But for decades, action movies have found ways to let male sidekicks drop back at the climax of a story without dying, disappearing, or waiting at home to offer themselves to the hero to celebrate his victory. Female characters don’t have to dominate the story to come across as self-reliant, but they do have to have some sense of purpose. Valka’s is, apparently, to deliver some heartening information and a little inspiration to Hiccup, and nothing else. It’s a bafflingly piddly role for someone whom the narrative seems to care about passionately… until it’s time for her to do something.

So here’s a quick questionnaire for filmmakers who’ve created a female character who isn’t a dishrag, a harpy, a McGuffin to be passed around, or a sex toy. Congratulations, you have a Strong Female Character. That’s a great start! But now what? Screenwriters, producers, directors, consider this:

• After being introduced, does your Strong Female Character then fail to do anything fundamentally significant to the outcome of the plot? Anything at all?
• If she does accomplish something plot-significant, is it primarily getting raped, beaten, or killed to motivate a male hero? Or deciding to have sex with/not have sex with/agreeing to date/deciding to break up with a male hero? Or nagging a male hero into growing up, or nagging him to stop being so heroic? Basically, does she only exist to service the male hero’s needs, development, or motivations?
• Could your Strong Female Character be seamlessly replaced with a floor lamp with some useful information written on it to help a male hero?
• Is a fundamental point of your plot that your Strong Female Character is the strongest, smartest, meanest, toughest, or most experienced character in the story—until the protagonist arrives?
• …or worse, does he enter the story as a bumbling fuck-up, but spend the whole movie rapidly evolving past her, while she stays entirely static, and even cheers him on? Does your Strong Female Character exist primarily so the protagonist can impress her?
• It’s nice if she’s hyper-cool, but does she only start off that way so a male hero will look even cooler by comparison when he rescues or surpasses her?
• Is she so strong and capable that she’s never needed rescuing before now, but once the plot kicks into gear, she’s suddenly captured or threatened by the villain, and needs the hero’s intervention? Is breaking down her pride a fundamental part of the story?
• Does she disappear entirely for the second half/third act of the film, for any reason other than because she’s doing something significant to the plot (besides being a hostage, or dying)?

If you can honestly answer “no” to every one of these questions, you might actually have a Strong Female Character worthy of the name. Congratulations!

But there are exceptions to every rule. Edge Of Tomorrow features Emily Blunt as Rita, an ultra-tough female character who dies to motivate the male protagonist.(Repeatedly!) She starts off as the biggest bad-ass in her world, but is eventually surpassed by hero William Cage (Tom Cruise), who starts off as a bumbling fuck-up. She mostly exists in the story to provide Cage with information and cheer him on, and eventually validates him with a brief romantic moment. And yet the story doesn’t degrade, devalue, weaken, or dismiss her. It sends the hero on without her at the end—but only at the very end, after she’s proved her worth again and again. She’s tough. She’s confident. She’s desperate. She’s funny. In short, she’s aspirational and inspirational, and just as exciting at the end of the movie as she is at the beginning.

So maybe all the questions can boil down to this: Looking at a so-called Strong Female Character, would you—the writer, the director, the actor, the viewer—want to be her? Not want to prove you’re better than her, or to have her praise you or acknowledge your superiority. Action movies are all about wish-fulfillment. Does she fulfill any wishes for herself, rather than for other characters? When female characters are routinely “strong” enough to manage that, maybe they’ll make the “Strong Female Characters” term meaningful enough that it isn’t so often said sarcastically.

@темы: феминизм, социальное, такие блин тонкие материи

---

Listen or download The Bush Out Of This World for free on Pleer



We are home now

Out of our heads

Out of our minds

Out of this world

Out of this time



Are you drowning or waving?

@темы: music, buffy/spike, buffy the vampire slayer

---

Мало что так радует, как когда незнакомые люди замечают твой фанстафф.
"Какая красивая у вас подвеска! У Гермионы из Гарри Поттера была такая же!"

Заряжает хорошим настроением на весь день.

@темы: 10 points to gryffindor